Шрифт:
– Принцип важнее. Они все не заслужили того, что вы с ними делаете. Я так считаю. И в этой войне буду на стороне справедливости.
– Значит, палки попробовать хочешь? – процедил Андрей. – Не хватило, видать. Ладно, дальше с тобой говорить смысла нет. Ума, смотрю, не прибавилось. Сам ещё прибежишь, да поздно будет. Пока.
– А ты ведь тоже там был, – твёрдо проговорил Савва вслед выходившему в открытую дверь Андрею.
Тот резко обернулся, и Васильев увидел в его глазах понимание смысла сказанной фразы. Коржаков не ответил. Лишь хлопнул за собой дверью.
Январь 2044 года. Россия, Воронеж
Новый ‘44 год в Воронеже отмечали с размахом: повсеместные митинги, гуляния и крестные ходы во славу церкви и светлого будущего страны. Отмечали назначение в новогоднюю ночь премьер-министром лидера партии «Православная Россия» и рождественский подарок властей Православной дружине – присоединение их к полиции в качестве особого подразделения со всеми полномочиями. Савва, как и большинство атеистов, старался в эти дни без лишней надобности на улице не появляться: от пьяных дружинников, полицейских и православной молодёжи всего можно было ожидать.
Поздним субботним вечером 9 января, в самый разгар рождественских святок, Савве позвонил Данила:
– Минивэн твой свободен сейчас?
– А что?
– Рассказывать долго. Бери и приезжай в универ, к служебным воротам. Там объясню.
Пока Савва одевался, в комнату зашёл отец:
– Ты куда?
– В университет попросили приехать. Я «Ладу» возьму.
– Зачем?
– Там перевезти что-то нужно в другой корпус.
Леонид Владимирович посмотрел пристально на сына и вздохнул:
– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.
Савва промолчал.
Ворота открыл Данила, впуская минивэн внутрь. Двор практически не освещался: только у самого въезда горел фонарь. Савва вышел из машины:
– Что случилось?
Гусельников хлопнул друга по плечу:
– Пошли, по пути всё расскажу.
– А охранники где? – покосился Савва на сторожку с тёмными окнами.
– Не наше с тобой дело.
Они вошли в здание.
– Идём в библиотеку – там Нелюбов ждёт. В общем, такое дело: в понедельник приедут изымать эволюционистскую литературу. Что с ней будут делать – не знаю. Сжигать, наверное. Надо все особо ценные книги погрузить к тебе в машину и вывезти.
– Куда?
– У Трофа спроси.
Войдя в библиотеку, друзья сразу натолкнулись на деловитого Нелюбова:
– Савва, – начал профессор без лишних преамбул, – я надеюсь на вашу помощь. Книги надо спасти обязательно.
– Трофим Сергеевич, а куда везти-то их?
– Пока не знаю, – задумчиво проговорил Нелюбов, пролистывая каталог на служебном сенсорном экране. – Главное – погрузить, а куда везти – разберёмся позже. Сейчас составлю список, и начнём.
– Трофим Сергеевич, список не готов ещё? – Из-за стеллажей с книгами вышла Катя, чем немало удивила Савву:
– Ты как здесь?
– Так же, как и ты – книги спасаю.
– А ещё кто-то будет?
– Да, должны ребята подойти – помочь грузить.
– А везти, значит, некуда? – переспросил Савва.
– Пока нет. Но мы что-нибудь придумаем, – отмахнулась Катя.
– Так, – отрезал Васильев и положил ключи от машины на стол. – Грузите без меня. Я скоро, – и выскочил из библиотеки.
– Куда ты? – крикнул ему вслед Гусельников.
– Грузите, – прокричал в ответ Савва.
Через час к тем же университетским воротам подбежал Савва и увидел, что его ждали: из темноты под свет фонаря вышла Катя. Открывая створки, сказала:
– Ты долго. Куда бегал?
– Домой, – он вошёл внутрь. – Погрузили? Нет?
– Почти. Тебе ещё достанется.
Они вместе закрыли ворота и под хруст снега в ночной тишине пошли к машине.
– В общем, так, – сказал Савва. – Книги повезём к нам в деревню. А долго так, потому что с отцом воевал.
Он усмехнулся и спросил:
– Ты не замёрзла тут меня ждать? Мороз всё-таки нехилый.
– Ничего – мне Данила ещё свою куртку одолжил и шарф. Видишь же.
– Да темно тут, не заметил.
Январь 2044 года. Россия, Воронежская область, село Старая Хворостань
Старая Хворостань растянулась по левому берегу Дона вдоль дороги из Нововоронежа в Давыдовку. Все улицы пролегали между рекой и дорогой, и только одна, Лесная, шла перпендикулярно по левую от дороги сторону. С десяток домов, поджимаемых высокими холмами с севера и сосновым лесом с юга. Зимой засыпанная снегом улица становилась тупиком, а с приходом тепла превращалась в просёлочную дорогу, ведущую к пахотным полям местной фермы.