Шрифт:
«Гад…» — Андрей поднял пистолет на уровень глаз и дважды нажал на спуск.
Руку дернуло мощной отдачей, затвор лязгнул, и тут же осыпалось стекло в конце коридора, а дядя Коля выгнулся, как гимнаст, собирающийся стать на «мостик», и медленно повалился на линолеум лицом вниз. Андрей опустил пистолет и поднялся с колен. Из глушителя извилистой змейкой выползала полоска дыма.
«Это тебе за Володю», — мстительно подумал Андрей, уже слыша спасительный топот по лестнице.
Дверь распахнулась, лязгнули сразу несколько затворов, и усиленный динамиком голос приказал:
— Оружие на пол! Руки за голову!
Андрей подчинился и тут же получил прикладом между лопаток, упал лицом вниз и стукнулся об пол подбородком. В его глазах еще не угасли болезненные искры, а сзади на запястьях уже сомкнулись наручники. У лица мельтешили ноги в штурмовых ботинках, хлопали двери, слышалось шипение милицейских радиостанций и позвякивание оружия.
— Он всех перестрелял, — глухо раздалось через динамик милицейского шлема. — В палатах одни только трупы. Всего двенадцать человек плюс медсестра в изоляторе.
— Сука… — ответили чуть другим тембром. — Тащи этого маньяка в машину.
Наручники больно впились в кость, Андрей вскрикнул и тут же получил носком ботинка в живот. Его поволокли, как набитое соломой чучело, приходилось часто перебирать коленями, чтобы окончательно не переломать их о лестницу.
Уже внизу, как сквозь вату, донесся голос Пашки:
— Зачем ты все это устроил?
— Я… — попробовал ответить Андрей и получил ботинком по копчику.
Его снова потащили, теперь уже по шершавому асфальту. Лязгнули бронированные двери, и Андрея втянули в нутро милицейского броневика. Что-то щелкнуло за спиной, прикрепив наручники к стене передвижной камеры.
«Кажется, я влип», — подумал Андрей.
Двери снова лязгнули, закрываясь, запустился двигатель, и броневик лихо тронулся с места. Запястья рвануло ослепительной болью. Мысли спутались, превратившись в один сплошной стержень из звука: «А-а-а-а!»
Водитель словно специально резко менял скорость и направление, Андрей стиснул зубы, но удержаться не смог.
— А-а-а-а!!! — вырвался наружу крик. — А-а-а-а!!! Мамочка! Господи! Помогите!!!
Понятие времени перестало существовать, стертое болью и нарастающим страхом. Весь путь превратился в череду торможений, разгонов и поворотов, на каждом из которых наручники так впивались в запястья, что сердце едва не останавливалось от жутких болевых перегрузок.
— А-а-а-а-а!!! — непрерывно кричал Андрей.
И вдруг рвануло так, что на несколько секунд он лишился сознания.
Очнулся от страшной тянущей боли. Он висел как на дыбе — наручники за спиной, а ноги лишь пальцами касались пола. Точнее, и не пола вовсе. Броневик явно лежал на боку, решетка бокового окна была лишь в сантиметре от левой ноги. В воздухе все сильнее чувствовался запах загоревшейся изоляции.
Из последних сил Андрей покачнулся на вывернутых руках и уперся ногами в металлическую стойку. Так можно было почти сидеть. Наручники продолжали тупыми ножами впиваться в запястья, но хотя бы руки не выворачивало, а это в таком положении было почти счастьем. Извращенное, но все-таки счастье — по-другому это было сложно назвать.
Дыма в воздухе стало больше, и Андрей закашлялся, едва не сорвавшись со своего насеста.
— Черт… — прошептал он, вновь чувствуя накатывающий страх. — Задохнусь ведь, как лисица в норе.
Обратив на свои ощущения чуть больше внимания, Андрей почувствовал едва уловимое покачивание, какое бывает только на кораблях. Да, в этом не было никакого сомнения.
— Этого быть не может, — испуганно выдохнул он. — Эй, люди! Кто-нибудь!
И вдруг дым пошел прямо из броневого листа перед лицом. Сначала еле видимая струйка, затем все сильнее, сильнее, и вот уже не меньше чем от прикуренной сигареты.
— «Глючит», — решил Андрей, уже не сопротивляясь напору ужаса.
Место в броне, откуда шел дым, прямо на глазах запузырилось подгорающей краской и потемнело, образовав обугленное пятно величиной с пятирублевую монету. Андрей несколько раз моргнул, пытаясь прогнать наваждение, но от этого пятно не исчезло, а, наоборот, начало раскаляться все больше, сначала до темно-красного свечения, затем до алого, до желтого… И вдруг из металла, будто из жерла вулкана, вырвался фонтан белых искр и полился вниз, остывая на лету и превращаясь в порошок железной окалины.
— Сварка! — наконец дошло до Андрея. — Газовый резак. Люди!!!
Раскаленное отверстие шевельнулось и поползло в сторону, оставляя за собой остывающую щель с оплавленными краями.
Минуты через три довольно большой квадрат броневого листа оказался вырезан и тяжело рухнул внутрь, но то, что предстало глазам Андрея, он ожидал увидеть меньше всего. Первая мысль, которая родилась в его голове при взгляде в проем, переводилась на язык слов совершенно идиотской фразой «ночь в пустыне». Перевернутый броневик лежал у подножия огромного бархана, почти полностью зарывшись в песок всем корпусом. Ничего, кроме песка и кусочка ночного неба, не было видно, но в память врезалась струйка песчинок, задуваемая ветром в пробитую сварщиком брешь.