В тот же день меня перевели в нужную мне палату, отменив, карантин.

– Теперь, это твоя койка, - показала мне сестра хозяйка, определявшая меня,- занимай её пока.

– А вот тебе и тумбочка, - указала на освободившуюся тумбочку пальцем.

– Хранить в ней можно только не скоропортящиеся продукты.

Если будут приносить скоропортящиеся, то около столовой, есть холодильник, храни продукты там. На нём имеется надпись, так что не перепутай, - наставляла она меня.

– В том, что рядом, хранятся бутылочки с кефиром и ряженкой. Если захочешь подкрепиться перед сном? Можешь взять столько сколько сможешь съесть. Не хлебогадничай, - сказала сестра хозяйка, обращаясь ко мне.

Потом посмотрев на меня и в журнал, словно в школьную шпаргалку, добавила: - Миша!

Перед уходом она дала мне последнее напутствие.

О правильности его, я, впоследствии усомнился.

– Не балуй, пей лекарство. Тебе назначены два укола, утром и вечером. Так, что, будь добр, сам ходить в процедурный кабинет, не опаздывай.

Мальчики, которые тебя окружают хорошие не баловники, мухи не обидят. Найди к ним подход, подружись с ними, - посоветовала она, застилая кровать.

А я, слушая её нудные слова, и пропуская между ушей, всё дальнейшее, Смотря в не зашторенное окно. Где по макушкам деревьев, скакала радостная весна, в образе грачей. И строила, ругаясь с воронами, птичьи гнёзда.

Вечером в столовой я увидел Кейтлин. Заглянув по пути в процедурный кабинет к сёстрам, чтобы уколоться.

Прибежав в столовую, не застал её. Она уже поужинала и ушла к себе в палату.

Доедая торопясь, свою запеканку радостно думал, не обращая на её вкус, - наконец то, мы были свободны и могли остаться с ней вдвоём, аж, до понедельника.

Суббота подходила к концу, а завтра наступает новый месяц. И численник, висевший на коридорной стене, показывает красными буквами, воскресенье первое апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года.

Эксперимент.

– Войдите!
– услышал я, после того, как постучал к ней в палату.

– А это ты!- обрадовалась она, отложив в сторону толстую книжку, которую читала.

Я невольно обратил внимание, на большое количество книг, возле неё. Книги толстыми стопками возвышались на тумбочке, валялись на койке, были разбросаны по полу, напоминая беспорядок.

Тут же возле неё лежал блокнот с карандашом. Где Кейтлин рисовала что- то, странное.

Это был не слова, в строчку, это были рисунки или непонятные мне символы. Записанные в столбики сверху вниз, напоминая капли дождя.

– Хочешь яблоко,- предложила она, доставая из тумбочки большое, спелое яблоко, с красным боком.

– И вот ещё, - доставая пакет, свернутый из газеты, кладя его передомной.

– Это финики, - объяснила она, протягивая их мне,- вкусно.

– Спасибо!- смущённо сказал я, решив отказаться.

– Бери, бери не стесняйся, у меня вся тумбочка забита разной всячиной, - щедро угощала она, тараторя

– Недавно приезжал дед вместе со всей свитой. В приемную не зашёл, а передачу передал. Чмокнул меня в телефонную трубку, пообещав приехать завтра вместе с папой, - радостно рассказывала она.

– А, правда, что твой дедушка военный конструктор?- внезапно задал я вдруг вопрос, обескуражив её. Невольно вспоминая, о чём говорили две молодые врачихи перед входом в ординаторскую.

– А ты откуда знаешь?- насторожилась она. Но придя в себя, хитро прищурила, свои длинные ресницы.

И наклоняясь к моему уху, таинственно, прошептала, - это очень серьёзная информация, он не только конструктор, он главный, ведущий конструктор,- говорила она, и в её словах витали, еле заметные нотки, иронии.

– А живём мы с мамой в подмосковном городе Калинине.

И мой дед руководит секретным конструкторским бюро.

Изобретая, космические летательные аппараты, ракеты.

Но ты, то, откуда, всё это знаешь?- удивлённо спрашивала она, высовывая ноги из одеяла, обутые в стоптанные босоножки, опуская их с койки на пол.

Я набрал целую горсть сладких фиников, запихав их, себе в рот, чтобы не отвечать на вопрос. Стал пережевывать их, сплёвывая косточки в кулак. Показывая оттопыренным большим пальцем, что вкусно.