Односельчане считали молодую внучку Салины странной, замкнутой и гордой. Она не любила говорить об урожае, детях и красивых мужчинах, как все нормальные крестьянки. Риана или молчала, или говорила о каких-то мудреных вещах, тараторя слова, значение которых никто, кроме нее, не знал. У девушки не было подруг, а парни обходили ее стороной. Отец Надлен - единственный, с кем она общалась.

Салина была в отчаянии: внучка отдалялась от людей и замыкалась в себе. Напрасно уговаривала сходить на ярмарку, на какой-либо праздник. Ри торчала дома, уставившись в очередную книгу. И ничего нельзя было поделать.

– Выбрала?- потеряв терпение, спросил отец Надлен сидящую на полу девушку.

– Ага, - довольно кивнула та, протягивая отобранный экземпляр.

– "Условия договора, который подписали проклятые",- прочел название книги старик и нахмурился.
– Почему именно эту?

– Интересно, - призналась Ри, поднимаясь с пола.

– Все пытаешься понять, возможно ли для них покаяние?

– Ага! Известно, что покаяние возможно, пока человек жив. Но ведь проклятые живы?

– Вряд ли это можно назвать жизнью, - скривился священник.

– Но ведь тело их не умирало, просто изменилось! Следовательно, они живы? Теоретически? Означает ли это, что они могут покаяться?

– Теоретически,- поддел служитель Вышнего свою ученицу. Они оба любили подобные дискуссии.

– Да, проверить эту теорию на практике не представляется возможным, - заключила Ри, собирая разбросанные по полу книги и ставя их обратно на полку.

Солнечные лучи пробежали по лицу девушки, тени и свет причудливо избороздили ее лицо. Священник помолчал, готовясь к серьезному и болезненному разговору, ради которого он, собственно, и попросил свою ученицу заглянуть на огонек. Книги послужили лишь предлогом. Разговор велся неоднократно и успел осточертеть им обоим. Однако священник был полон решимости поднимать наболевшую тему до тех пор, пока не добьется каких-либо результатов.

– Ко мне приходила твоя бабушка,- начал, наконец, отец Надлен.

– Да ну?
– расстроилась Ри. Поняла, к чему клонит учитель, и ее это не обрадовало.
– Снова?

– Она беспокоиться. Я тоже.

– Может, хватит уже?- надулась девушка.- Со мной все в порядке, честно-пречестно!

– В порядке? Риана, любовь к книгам - это хорошо, но ты не должна ставить их на первое место!

– Ну вот, начинается...

– Ты привязана к вещам, сделанным из бумаги, больше, чем к людям.

– Неправда! Я бабушку люблю! И вас люблю, как отца! Разве недостаточно?
– возмутилась Ри.

– Нет, этого мало. Не понимаешь?! Ты загородила себя стеной и никого не пускаешь. Да, тебе нелегко здесь, в деревне. Твое увлечение не понимают. И тебе тоже сложно понять окружающих тебя людей.

– Да, я...

– Но ты даже не пытаешься понять! И не даешь им ни единого шанса узнать тебя поближе!

– Нет, я...

– И хуже того, ты начинаешь считать себя лучше других.

– Но я...

– У тебя нет на это права! Да, ты умна, но это не значит, что лучше. Вышний дал тебе много, но многого Он и потребует. Ты должна помогать другим, учить их, а не сторониться и не презирать. Понимаешь?

– Понимаю, - буркнула Ри.- Но это сложно! Я не умею, меня никто не слушает, и не будет слушать!

– Не слушают, так как чувствуют твое к ним отношение. Кому приятно, когда на него смотрят свысока?

– Я не хочу никого учить!

– Вот мы и добрались до сути. Не хочешь. Гораздо проще прятаться в своей скорлупе, да? Гораздо легче презирать, чем любить?

– Они не понимают! Не могут! И я... боюсь их.

– Конечно, боишься. Любить - значит открыть свое сердце. Попытаться понять другого - это впустить в себя совершенно новый и чужой мир. Конечно, страшно. Но это необходимо, если хочешь развиваться как личность, если хочешь быть человеком. Иначе чем ты лучше тех же проклятых?

– Что? ЧТО?

– Главный грех проклятых - гордыня, моя девочка. Как и у тебя,- поставил точку в разговоре отец Надлен.

– Вы ведь не серьезно?
– обиделась Ри.

Священник покачал головой. У его ученицы серьезные проблемы, а он не заметил вовремя, не остановил, не помог. Однако ничего непоправимого пока не случилось. Потребуется время и терпение, но в конечном итоге все будет хорошо.

***

Промир с удовольствием оглядел свой кабинет.

Здесь витала атмосфера страха, что импонировало владельцу. Ужас ползал по полу, поднимался по стенам и плел свою паутину на потолке. Она свисала неровными липкими клочьями, и каждый входящий запутывался, и выпутаться не мог. Паутину немногие могли видеть, но чувствовали все.