– Тебя тоже Палак зовёт? Или отец?

– Не только нам с тобой, но всем знатным скифам из Неаполя и ближайшей округи велено собраться сегодня утром в главном зале царского дворца.

– А зачем, не знаешь?

Дионисий пожал плечами:

– Думаю, Скилур, узнав о своём скором уходе к праотцам, решил объявить вождям и скептухам, кого он хочет видеть своим преемником на троне.

– И кого же?

– А то ты не знаешь?
– усмехнулся брату Дионисий.
– Конечно, своего любимца Палака!

– Хорошо бы!
– не удержался от радостного восклицания Главк, входивший в число самых близких друзей младшего царевича. Слуга тем часом обул его в замшевые, украшенные золотыми зверями полусапожки, опоясал новомодным узким золотым поясом, на который Главк подвесил парадный меч, акинак, и золотую чашу. Покрыв голову сплошь обшитым золотыми чеканными бляшками башлыком и надев на левое запястье ремешок плети с рукоятью слоновой кости и золотым набалдашником, Главк был, наконец, готов ехать к царю во дворец.

Через услужливо распахнутую стариком-привратником калитку братья вышли на улицу, где их дожидались два десятка конных телохранителей. Легко запрыгнув на покрытые яркими чепраками спины своих убранных в парадную сбрую красавцев-коней (похожими на стулья греческими сёдлами с высокими деревянными луками у скифов пользовались разве что женщины да старики), сыновья Посидея поехали шагом через заполненную народом, несмотря на ранний час, площадь к воротам цитадели, приветствуя державших путь туда же вождей и скептухов.

Спустившись от Золотых ворот, братья въехали на открытый с южной стороны, вымощенный серыми каменными плитами передний двор, протянувшийся между центральным фасадом и боковыми выступами двухэтажного дворца шагов на 70 в длину и 30 в ширину. По второму ярусу вдоль всего П-образного фасада шла крытая каменная галерея с массивными квадратными опорами и арочными сводами, а внизу тянулись вдоль стен с прорезанными на уровне груди узкими арочными окнами длинные коновязи.

Спешившись перед охраняемым двумя свирепыми каменными грифонами (такими же, как на крыше) и двумя угрюмыми живыми стражами центральным входом, сыновья Посидея отдали коней слугам и неспешно поднялись по трём широким каменным ступеням к распахнутым настежь дверям, как вдруг услышали за спиною дробный цокот десятков копыт. Увидев рысившего от Золотых ворот в сопровождении десятка слуг-телохранителей царевича Лигдамиса, Дионисий повернул обратно и первым обнял своего близкого друга, трижды соприкоснувшись с ним щекой о щёку, едва тот спрыгнул с коня. Затем царевич крепко пожал руки Главку и другим обступившим его вождям и скептухам.

Третьему из доживших до этого дня сынов Скилура шёл четвёртый десяток. Это был высокий, худощавый, широкоплечий воин с большой продолговатой головой. Прямые светло-каштановые волосы, стянутые на затылке, конским хвостом ниспадали вдоль хребта до середины спины из-под островерхого, обшитого по краю золотыми пластинами, кожаного башлыка. Пушистые усы и клином ниспадавшая на грудь на длину ладони борода, более тёмного оттенка, чем на голове, обрамляя небольшой рот с полными розовыми губами, прикрывали узкий подбородок, острый кадык и тонкую шейную гривну. Большие, круглые, светло-голубые глаза, разделённые длинным тонким горбатым носом, глядели невесело.

Парадная зала, куда следом за царевичем Лигдамисом вошли сыновья Посидея и приехавшие в одно время с ними знатные скифы, представляла собой просторную квадратную комнату, шагов в 40 длиной и шириной, освещённую через широкий проём входных дверей и три пары узких, высоких, овальных вверху окон, прорезанных в толще стены по обе стороны от входа. У противоположной стены двое стражей охраняли закрытую позолоченную дверь на женскую половину. Такие же блещущие позолотой двери, только никем не охраняемые, находились посередине боковых стен. Гладкие оштукатуренные стены залы, отороченные под потолком и возле пола золотым геометрическим узором, были расписаны красочными картинами, главным героем которых был русобородый, находящийся в расцвете лет Скилур. Сделанные искусным эллинским художником росписи последовательно рассказывали о выступлении скифского войска в поход из ворот Неаполя, победе Скилура над вражеским предводителем в единоборстве, общем сражении конных и пеших воинов, преследовании скифами бегущих врагов и, наконец, принесении пленённых вражеских воинов в жертву богу войны Арию перед его огромным, торчащим из вершины скалы рукоятью вверх мечом. Пол залы был выложен разноцветной галькой, образуя причудливый геометрический узор. Центр залы занимал широкий, сложенный из скреплённых глиняным раствором обтёсанных камней царский очаг, не зажигавшийся с прошлой зимы. Потолок над очагом был чёрен от застарелой копоти. Между очагом и входом в гинекей возвышалась над полом на длину ладони квадратная мраморная плита, покрытая иссохшейся шкурой белого быка, с лежащей на ней маленькой, расшитой золотыми нитями, кожаной подушкой. Это и было тронное место скифских владык. С трёх других сторон вокруг очага были расстелены узорчатые ковры, на которых лежали рядком десятки небольших седалищных подушек, предназначенных для гостей царя.

Молча кивнув всем, кто уже толпился в зале, Лигдамис отошёл с Дионисием к окну и стал расспрашивать его о поездке на Боспор. Главк, так и не удосужившись сделать печальное лицо, присоединился к шумному кружку своих молодых приятелей - друзей младшего царевича Палака.

Скоро зала вокруг ковров, на которые никто не смел ступить, наполнилась скифской знатью в тяжёлых от нашитого золота и самоцветов одеждах. Одними из последних в залу вошли двое старших сыновей Скилура - Марепсемис, которому недавно пошёл пятый десяток, и на три года его младший Эминак, пережидавшие жаркую летнюю пору с семьями и многочисленными слугами в кочевых таборах на берегу Пасиака, в нескольких десятках стадий ниже столицы. Угрюмо кивнув в ответ на раздавшиеся отовсюду приветствия, они обменялись крепкими рукопожатиями с братом Лигдамисом и Дионисием и остались возле них у окна.

Марепсемис и Эминак, несмотря на то, что были рождены одной матерью - роксоланской царевной Атталой, нисколько не походили друг на друга. Марепсемис был невысокий, плотный, широкоплечий, с большим животом и маленькой круглой головой на короткой жирной шее. Эминак же, как и Лигдамис, фигурой пошёл в отца: высокий, худощавый, жилистый, с продолговатой головой на вытянутой шее. Оба они, по скифскому обычаю, носили длинные, завязанные на затылке в узел, волосы. У Марепсемиса они были густые, волнистые, тёмно-русые, заметно поседевшие на висках. Нижняя часть его лица заросла, чуть ли не до глаз густой, широкой, волнистой бородой и усами, ниспадавшими на грудь на длину ладони. Эминак имел на голове значительно меньше волос, нежели старший брат. Его светло-каштановые волосы над высоким, узким, с большими залысинами лбом были перехвачены изящным, обшитым золотыми звериными фигурками, кожаным ремешком. Усы и борода цвета выгоревшей на солнце травы, были пожиже и поуже, чем у старшего брата, зато на добрую ладонь длиннее. В левых ушах у того и другого висело по массивной золотой серьге с рубинами и смарагдами. (В отличие от старших братьев и Палака, сын эллинки Лигдамис, игнорируя скифскую моду, не носил серьгу ни в левом, ни в правом ухе; также и Дионисий, в противовес младшему брату Главку, обходился без серьги). Круглое, плоское лицо Марепсемиса с маленькими, глубоко посаженными серыми глазками, разделёнными острым, крючковатым, как у хищной птицы, носом, было почти черно от загара. У Эминака лицо было узкое, вытянутое, с глубокими морщинами на лбу и вокруг рта, с широко расставленными под рыжеватыми бровями овальными светло-зелёными глазами и большим, мясистым, горбатым носом.