Дом выглядит точно так же, как и в прошлом месяце.

– Я разрешила ему забрать лишнюю мебель из гостевых спален, – говорит мама. – Он теперь снимает квартиру по соседству. Хочешь, отвезу тебя повидаться с ним?

Нет, пока нет. В присутствии мамы я еще как-то держусь, но я всегда была папиной дочкой, и при мысли о том, чтобы увидеть его в какой-то убогой меблирашке, у меня слезы наворачиваются.

– Может быть, завтра, – отвечаю я.

Мы проводим остаток дня, осторожно присматриваясь друг к другу: это первый раз, когда мы действительно с ней наедине, возможно, с тех самых пор, как я была младенцем.

– Почему ты вышла за папу? – спрашиваю я.

– При нем я всегда чувствовала себя как за каменной стеной, – говорит мама. – И знала, что у нас получатся умные дети.

– Лесть еще никому не вредила, конечно, – киваю я. Но замечаю, что она ни слова не сказала о страсти или настоящей любви. – Ты сразу поняла, что это будет именно он?

– Когда понимаешь – тут уж понимаешь. Иногда это происходит быстро, иногда – медленно.

Или вообще не происходит, думаю я. Она с тем же успехом могла бы сказать: «Я остепенилась слишком рано, и все это было ошибкой, и мне следовало провести семидесятые, путешествуя по Кашмиру с рюкзаком за спиной, а не воспитывать детишек в пригороде, но теперь уж ничего не попишешь».

– Дай угадаю, – говорю я. Мои родители поженились, когда оба были еще студентами. К тому времени, когда моей матери было столько, сколько мне сейчас, у нее была восьмилетняя дочь – я. – Вы бы расстались раньше, если бы у вас не было детей?

– Ну, зачем же так мрачно, – говорит мама, пуская струю жидкости для мытья посуды в раковину с большей силой, чем необходимо. – Твой отец всегда будет занимать место в моем сердце.

Мы заканчиваем мыть посуду в молчании.

Пребывание дома дарит человеку кучу времени для размышлений. К счастью, в этом есть и положительные аспекты, поскольку чистого количества мыслительной энергии, которое я потратила за последние сорок восемь часов, думая о взаимоотношениях, было бы достаточно, чтобы в течение недели снабжать электричеством весь Лидс.

Возможно, вы гадаете, какого черта я опять впускаю в свою жизнь бывшего после всего того, что произошло. Если честно, то я и сама недоумеваю. Возможно, это напрямую связано с тем, насколько он выигрывает по сравнению с соседом.

Этот Парень: секс хорош, пусть и несколько однообразен.

Сосед: понятия не имею, какой с ним может быть секс.

Этот Парень: не понимает, когда надо убраться с глаз долой.

Сосед: не понимает, когда надо позвонить.

Этот Парень: живет в одном доме с нестерпимыми ублюдками (и, возможно, с другой женщиной).

Сосед: живет с подружкой.

Этот Парень: болтает без умолку, по делу говорит очень мало.

Сосед: болтает без умолку, за ним не поспеть.

Этот Парень: полным-полно известных мне недостатков и прошлого «багажа».

Сосед: скорее всего, полным-полно неизвестных мне недостатков и прошлого «багажа».

Утро вечера мудренее.

Я кивнула Л., мы встретились в обеденный перерыв в кофейне. Она сидела, подобрав ноги, в большом кресле, читала, пара овальных очочков съезжала ей на нос в весьма соблазнительной манере. Я иногда завидую людям, которые носят очки. Даже ее рыжим волосам не так завидую: это я пробовала, мне не идет.

– Как делишки? – спросила я.

– Терпимо, – ответила она. – Один из не самых удачных дней. Вошла сюда, огляделась и не увидела ни одного мужчины, заслуживающего того, чтобы тратить на него мое время. Но теперь меня начинает раздражать, что ни один из них на меня даже не смотрит!

Я огляделась: она была права. Ни единой стоящей кандидатуры на все заведение. Ни одного, с кем можно переспать, даже если пьяна в стельку, и огни в клубе только что зажглись, и играют «Time of My Life».

– Мне знакомо это чувство, – отозвалась я. – Просто нужно чаще заниматься сексом.

– Может быть. А может быть, это потребность в том, чтобы в тебе видели одну из первых красавиц мира.