Шрифт:
Если только мертвяки не принимают почтарей за парламентеров, осознал Босяк. Остатками памяти принимают или что у них там осталось. Парламентеров трогать нельзя, идут те по своим делам договариваться, и пускай себе идут.
С полчаса Босяк сидел недвижно, переваривая надуманное. От внезапно уложившейся в логику схемы не хотелось жить, но жить было надо, и он поднялся. Выглянул из блиндажа наружу. На востоке начинало уже светать.
– Аленка, – позвал Босяк. – Просыпайся, девочка, пора.
К полудню солнце заложило тучами, и жара, преследующая Босяка вот уже пятые сутки, наконец, унялась.
– Аленка, – обернулся он к притихшей, хмурящейся с утра девчонке. – Я знаешь что думаю?
Та вскинула на него глаза.
– Что?
Босяк остановился. Всю дорогу он непрестанно думал о своей догадке, по сравнению с которой все прочее казалось неважным. Для него неважным, но не для его спутницы. А ведь хороша девчонка, подумал Босяк. Миниатюрная, стройная, сероглазая. Ямочки вон на щеках.
– Пойдешь за меня? – неожиданно для самого себя спросил Босяк.
Аленка ахнула, отвела взгляд.
– Ты что, всерьез? – шепотом спросила она.
– Всерьез, – твердо сказал Босяк. – Так пойдешь?
Секунду спустя он прижимал ее к себе, путался пальцами в нечесаных льняных волосах, успокаивал.
– Босяк, родной…
– Что?
– Как тебя на самом деле зовут?
Босяк невесело хмыкнул.
– Борисом, – сказал он. – А знаешь, кем я был до нашествия?
– Кем?
– Не поверишь. Музыкантом. Закончил музучилище и лабал на виолончели в кабаках. В армии не служил, здоровьем был хиловат. Не знал даже, куда нажимать, чтобы из ствола вылетела пуля.
К трем пополудни выбрались на опушку – леса здесь заканчивались, дальше сплошной чередой шли поля, некогда распаханные, а ныне брошенные, заросшие сорной травой, осотом да чертополохом. Босяк недовольно вздохнул.
– Километров пятнадцать по ним топать, – сказал он. – Дрянные места – если что, не спрячешься. Но идти надо, другого пути нет.
Другого нет, отстраненно думал Босяк, сминая сапогами траву. Он исходил немало путей, побывал в трех дюжинах укрепзон, видел десятки оставшихся от городов пепелищ, а сколько раз глядел смерти в лицо, уже и не сосчитать. Теперь он идет новым путем, на этот раз к остановке на кольцевой. Босяк улыбнулся и подмигнул поспевающей по его следам Аленке.
Час спустя, едва перевалив через рассекающий поле пригорок, они напоролись на топтунов. Было тех великое множество – тысячи рассыпавшихся по полю живых мертвецов. Ближайшие ковыляли навстречу в трех сотнях метрах, не более.
– Назад, – прохрипел Босяк и попятился, увлекая за собой девчонку. – Быстрее, ну!
Он обернулся и застыл на месте. Позади тоже были мертвяки, и тоже во множестве. По всему полю, куда хватал глаз. Они приближались.
– Босяк, – с ужасом глядя на него, прошептала Аленка. – Борис, Боря… Теперь все, да?
Босяк не ответил. Это был конец, смерть подступала к ним с обеих сторон. Тем более верная, что над густой, надвигающейся на них цепью парил в воздухе десяток летунов.
Вот она, война, понял Босяк. Через десять-пятнадцать минут обе толпы сойдутся, и будет бойня. Им двоим в ней не уцелеть.
Отчаянная, вздорная мысль пришла внезапно, под стать озарению. Босяк схватил Аленку за руку и потащил за собой к подножию пригорка.
– Раздевайся! – заорал он. – Догола, быстрей!
Аленка отшатнулась. Босяк уже лихорадочно стаскивал с себя одежду.
– Быстрей, я сказал! – Босяк швырнул в сторону майку, за ней трусы. – Ну! Снимай все!
Он подскочил, помог Аленке стянуть платье, за ним белье. Сглотнул слюну от шарахнувшей по глазам девичьей наготы. Оглянулся – первые топтуны уже перевалили через вершину пригорка и теперь ковыляли к ним. Босяк за ствол ухватил обрез, задрал его над головой.
– Там, впереди, враги! – взревел он. – Бей их, ребята!
Головной мертвяк поравнялся с Босяком, обогнул его и похромал дальше. За ним другой, третий. Вот он, еще один путь, наливаясь яростью, думал Босяк, мой путь, наш, я нашел его, нашел, нашел!
– Бей их! – размахивая обрезом и прижимая к себе девчонку, истошно заорал он. – Бей их, гадов, в бога душу мать!
Интуит
На космодроме многотысячные толпы, полиция оттесняет зевак за спешно выставленный барьер. К нам, впрочем, это не относится. Мы не зеваки, или, вернее, не вполне. Мы – сотрудники «Земзвезда», единственной организации, ведающей космическими полетами за пределы Солнечной. Так что мы – изнутри барьера и находимся на космодроме по долгу службы. Хотя именно без нас троих здесь прекрасно бы обошлись.