Шрифт:
Братья поняли новое. Ц была сильнее всех их сердцем. Она могла ведать. Новое шло от ее сильного сердца.
Мэр первая стряхнула оцепенение, опустилась на колени, протянула руки. Ц опустилась рядом с ней, взяла ее за руку. Лаву вышел из-за стола, подошел, встал на колени рядом с Ц, сжал ее пальцы своими. Борк опустился рядом с Лаву, Ирэ – рядом с Борк. Фроп встал с кресла, занял свое место в круге. Круг замкнулся.
Глаза стоящих в круге закрылись. Сердца их заговорили.
Покой
10.02.
Кабинет вице-президента «Тако-банка». Мосфильмовская ул., д. 18
Узкое и длинное пространство кабинета, серовато-коричневые стены, итальянская кабинетная мебель. За изогнутым волной столом из испанской черешни сидел Матвей Виноградов: 50 лет, маленький, черноволосый, узкоплечий, остроносый, худощавый, в хорошо сидящем костюме из лилово-серого шелка.
Напротив сидел Боренбойм.
– Моть, ты извини, ради бога, что я тебя затеребил с утра пораньше, – потянулся Боренбойм. – Но сам понимаешь.
– Да ну что ты, – отпил кофе Виноградов. Взял со стола ту самую карту VISA Electron:
– 69 тысяч, да?
– 69, – кивнул Боренбойм.
– И пин-код написан. Круто. Дело серьезное, Боря. Такие подарки плохо пахнут.
– Очень.
– Слушай, и никто ничего тебе не звонил, не наезжал, да?
– Абсолютно.
Виноградов кивнул.
Вошла Соколова с бумагой в руке: 24 года, стройная, в салатовом костюме, с непримечательным лицом. Протянула бумагу. Виноградов взял, стал читать:
– Я так и думал. Свободна, Наташенька.
Она вышла.
– Ну и чего? – нахмурился Боренбойм.
– Они сделали совсем по-простому. Вполне легально, в соответствии с ЦБ и Гражданским кодексом. Значит: даритель оформляет основную карточку на паспорт какого-нибудь бича, а одновременно в заявлении указывается желание оформить и дополнительную карточку. На твое имя. При получении карточек основная карточка на подставного бича изымается и уничтожается. Остается только твоя. Найти этого бича, в твоем случае – Курбашаха Радия Автандиловича, родившегося в городе Туймазы 7 августа 1953 года, практически невозможно. В каких мирах обретается сейчас этот Курбашах – один Аллах знает. Сделано с толком, в общем. Хотя…
– Что?
– Я бы сделал еще проще. Есть уж совсем анонимный продукт: VISA Travel Money. Там вообще нет имени владельца. Не пользовался?
– Нет… – недовольно отвел глаза Боренбойм.
– Любой Петров может завести эту карточку и отдать ее Сидорову. У меня был прецедент. Одна баба продала в Киеве шесть квартир, и чтобы не везти бабки через хохляцкую таможню, попросила сделать себе эту VISA Travel Money. Но есть одна проблема: лимит одноразовых операций в наших русских банкоматах – не более 340 баксов в день. Короче, эта баба почти пять месяцев доила автоматы, как коз, а потом кончилось тем, что один автомат проглотил ее карту, а она…
– Моть, что мне делать? – перебил его теряющий терпение Боренбойм.
– Знаешь что, Борь, – Виноградов почесал свой лоб костяным ножом, – надо тебе с Толяном переговорить.
Соколова вышла.
– Он у себя? – нервно качался в кресле Боренбойм.
– Нет. Он сейчас плавает.
– Где?
– В «Олимпийском».
– С утра пораньше? Молодец.
– В отличие от нас с тобой Толя правильный человек! – засмеялся Виноградов. – Утром плавает, днем работает, вечером нюхает и трахается, ночью спит. А у меня все наоборот! Поезжай. Днем ты его не поймаешь. Это нереально.
– Не знаю… удобно ли. Я его встречал пару раз. Но близко мы не знакомы.
– Не важно. Он человек дела. Ну, сошлись на меня или на Савку, если хочешь.
– Думаешь?
– Поезжай, поезжай, прямо сейчас. Не теряй время. Твои эфэсбэшники ни хера не знают. А он тебе все расскажет.
Боренбойм резко встал, морщась, схватился за грудь.
– Чего такое? – насупил красивые брови Виноградов.
– Да… что-то вроде… остеохондроза, – расправил худые плечи Боренбойм.
– Плавать надо, Борь, – серьезно посоветовал Виноградов. – Хотя бы два раза в неделю. Я такой развалиной был раньше. А сейчас вот даже курить бросил.
– Ты сильный.
– Не сильней тебя. – Виноградов встал, протянул руку. – Ты мне позвони потом, ладно?
– Конечно. – Боренбойм пожал худые, но жесткие пальцы Виноградова.
– Да и вообще, Борьк. Чего-то редко мы видимся. Как бессердечные какие-то.
– Что? – настороженно спросил Боренбойм.
– Редко вместе бухаем, Борь. Бессердечные мы с тобой стали!
Боренбойм стремительно побледнел. Губы его задрожали. Он схватился за грудь.
– Нет. У меня… есть сердце, – твердо произнес он. И разрыдался.