– Да, похоже на то. – Моррис взглянул на тело девочки. – Обе несовершеннолетние жертвы были здоровы. Все жертвы в последний раз ели приблизительно в семь часов вечера. Белая рыба, темный рис, зеленая фасоль, хлеб из смешанных злаков. Яблочная шарлотка с тростниковым сахаром на десерт. Взрослые выпили по бокалу белого вина, дети пили молоко.

– Мать, вторая взрослая жертва, была диетологом.

– Значит, она сама придерживалась своих советов. Но у мальчика где-то был тайничок, – с улыбкой добавил Моррис. – Около десяти вечера он съел две унции лакричных леденцов.

У Евы почему-то полегчало на душе. По крайней мере, перед смертью парень успел полакомиться сладостями.

– Орудия убийства?

– Идентичны. Скорее всего, ножи с лезвиями в десять дюймов. Видишь рваные края? Вот здесь, на краю диагонали. Резанул слева направо и слегка сверху вниз. Это не ровное лезвие и не зазубренное по всей длине. Три зубца возле рукоятки, а дальше ровное.

– Похоже на штык-нож.

– Да, я тоже так думаю. И вооруженный им человек держал его в правой руке.

– Их было двое.

– Да, мне так и сказали. На глазок я бы сказал, что одна и та же рука нанесла все удары, но вот взгляни…

Моррис повернулся к другому экрану, вызвал снимки, разделил экран для Гранта и Кили Свишер и увеличил изображение.

– Есть легкие отклонения. У мужчины рана глубже, нанесена рубящим движением, более рваная. Рана женщине нанесена более ровным режущим движением. Если сравнить всех пятерых… – Он вывел на экран снимки пяти ножевых ран. – Как видишь, экономка, отец и мальчик имеют одинаковые рубленые рваные раны, а мать и девочка – горизонтальные резаные. Тебе придется обратиться в лабораторию, пусть проведут реконструкцию, но это будут десятидюймовые, максимум двенадцатидюймовые ножи с тремя зазубринами у рукоятки.

– Военный стиль, – констатировала Ева. – Конечно, не обязательно быть военным, чтобы добыть такой нож. Но здесь чувствуется закономерность. Военная тактика, оборудование и оружие. Никто из взрослых – я имею в виду жертв – в армии не служил и никаких связей с военными не имел. На данный момент я не могу связать никого из них с военизированными или экстремистскими организациями.

«Хотя, с другой стороны, иногда обычная семья может быть отличным прикрытием для разных темных дел».

– Я дала пропуск Дайсонам. – Ева бросила взгляд на Линни. – Они ее уже видели?

– Да. Час назад. Это было… ужасно. Взгляни на нее. Такая маленькая. В голове не укладывается, на что способны люди. Скоро начнут новорожденных младенцев убивать.

– У тебя своих детей нет, верно? – спросила Ева.

– Нет. Ни жены, ни детей. Была когда-то женщина, и мы пробыли вместе достаточно долго, чтобы об этом задуматься. Но это было… давно.

Ева внимательно взглянула на его лицо, обрамленное гладко зачесанными назад черными волосами. На затылке они были заплетены в косичку, перевязанную серебряной ленточкой. Под защитным костюмом из прозрачного пластика, запачканным кровью, виднелась серебристая рубашка.

– Девочка у меня. Та, что уцелела. Я не знаю, что с ней делать.

– Сохрани ей жизнь. Это самое главное.

– На этот счет не беспокойся. Мне понадобятся отчеты по токсикологии и вообще все, что возникнет. Чем быстрее, тем лучше.

– Получишь. На них были обручальные кольца.

– Извини?

– Я говорю о родителях. Не все теперь носят обручальные кольца. – Моррис кивнул на тонкое колечко, которое Ева носила на безымянном пальце левой руки. – Они вышли из моды, и если уж люди их носят, это равносильно признанию – я принадлежу тебе. Они занимались любовью за три часа до смерти. Они пользовались спермицидом вместо более долгосрочных или перманентных средств для предупреждения беременности, и это подсказывает мне, что они не исключали появления новых детей в будущем. И на них были кольца. Знаешь, Даллас, меня это и утешает, и бесит еще больше.

– Пусть лучше бесит. Чем ты злее, тем лучше работаешь.

Направляясь к отделу расследования убийств по гудящему, как улей, Центральному полицейскому управлению, Ева засекла детектива Бакстера возле торгового автомата. Он покупал то, что здесь сходило за кофе.

– Возьми мне банку пепси, Бакстер.

– Все еще избегаешь контакта с автоматами?

– Это срабатывает. Они меня не злят, я не пинаю их ногами.

– Наслышан о твоем деле, – сказал он, передавая ей банку пепси. – Как и любой репортер в городе. Они сейчас осаждают нашего представителя по связям с прессой и требуют интервью с ведущим следователем.

– В моей повестке дня встреча с прессой пока не значится. – Ева взяла протянутую банку и нахмурилась. – А ты не знаешь случайно, Надин Ферст с «Канала-75» не оккупирует ли сейчас своим ядреным задом кресло в моем кабинете?

– И как ты догадалась? Я имею в виду не зад, хорошо известно, что он у нее классный.

– У тебя крошки печенья на рубашке, парень. Ты впустил ее в мой кабинет!

С видом оскорбленного достоинства Бакстер стряхнул крошки с рубашки.

– Попробовала бы ты отказаться от печенья с шоколадными кусочками! У каждого свои слабости, Даллас.