— Пшел вон…

Цепкие пальцы ухватились за рукав.

— А может… отравиться желаете…

Это уже наглость.

Перехватил чужую кисть, машинально вывернул, не прекращая неспешно идти. Больно, наверное…

— Уй… все понял… господин полковник…

Я повернулся, доворачивая руку.

— Аптинг курсун, кутарингесси джаляб [49] .

— Бачкана! Бачкана! [50]

Я отпустил руку. Сутенер счел за лучшее отвалить — здесь знают и обратную сторону тех, кто возвращается в семидневный отпуск, и предпочитают не будить лиха.

Пошел к машинам. Машин здесь много — «Фиат» в шестидесятые построил здесь большой завод. Старые «Фиаты» только недавно перестали производить — здесь не любят что-либо менять и учиться чему-то новому. «Фиат» же за годы, пока он производился, научились чинить в любом кишлаке.

— Свободен, друг?

— Вам куда, эфенди?

Я достал несколько купюр.

— Сразу в Бухару. Хоп?

Водила сгреб купюры.

— Хоп, кеты [51] .

— Покатаемся по Старому городу сначала. Часа два у меня есть. Будет мало денег — скажешь.

— Хоп.

Водитель даже выскочил из машины, чтобы открыть передо мной дверцу. Машина — тот самый, старый, сто двадцать четвертый «Фиат»…

Тронулись…

Ташкент — город удивительный, это можно сказать — наш Бомбей. Интернациональный город, таких немного, но они есть. Бомбей, Багдад, Тегеран, Варшава, Тифлис, Баку, Одесса, Константинополь, Танжер, скорее всего Карачи… может быть, станет таким и Кабул. Это города, которые колонизаторам удалось поднять на высокий, почти имперский уровень, но в котором сохранилась и местная культура, причем местная и привнесенная культуры переплелись до такой степени, что разделить их уже невозможно. Типично узбекское «хоп» используют все живущие здесь русские, равно как и другие слова: понять русского, который долгое время жил в Ташкенте, бывает сложно, потому что он говорит на смеси русского, узбекского и фарси, сам не понимая этого. Просто так ему удобнее. Точно так же живущий в Варшаве русский становится наполовину поляком, а живущий в Багдаде — наполовину арабом. Националисты считают это уродством, ассимиляцией, причем националисты как с той, так и с другой стороны, но это полный идиотизм и весьма убогое представление о мире. Здесь, на стыке культур, закладывается не просто дружба народов, здесь рождаются абсолютно новые типы культур, впитывающие в себя самое лучшее от других. Люди, живущие в таких городах, считают за норму знать несколько языков и абсолютно свободно чувствуют себя в любой среде. И в то же время такие города представляют собой маяки для отсталых местных культур, показывая им, как можно жить нормально, не отказываясь в то же время и от своей самобытности. В Багдаде русские физики, а там лучший на Востоке технический университет, давший миру трех Нобелевских лауреатов, после работы идут в чайхану, а не в ресторан, где совершенно свободно общаются по-арабски с местными — да и среди самих физиков полно арабов. Баку — это вообще уникальный город, перекресток миров, бывшая нефтяная столица Империи, где в мире живут представители самых разных народов, где есть немецкая, британская, североамериканская, французская, шведская, еврейская колонии, давно уже интегрировавшиеся в жизнь города и ставшие неотъемлемой частью его культуры и быта. Одесса… про Одессу можно сказать, что это Одесса, и этим сказано все; я горжусь тем, что до двенадцати лет жил в Одессе, хоть и появился на свет на другом берегу Черного моря, в Константинополе.

Ташкент был из таких же городов. Его промышленное развитие началось в двадцатые годы, когда стало понятно, что Британия является нашим смертельным врагом и рано или поздно на нашу территорию произойдет вторжение с Индостанского субконтинента. Первоначально здесь строили дороги, очень хорошие железные и автомобильные дороги для того, чтобы обеспечить возможность быстрой переброски войск и подвоза снаряжения к линии фронта. Затем тут стали строить авиационные базы, потому что нужна была плотная истребительная завеса от базирующихся в Индостане «Веллингтонов» и «Британий» [52] . Вместо того чтобы построить авиаремонтный завод, построили авиационный завод, производящий истребители — под военно-транспортную авиацию его переделали потом, когда появились ракеты и атомные бомбы. Потом южнее нашли огромные запасы газа, а в Каспии нашли огромные запасы нефти, кроме того, начали прокладывать стратегический канал, перебрасывающий воды севера в этот засушливый регион [53] . Под это дело много чего построили, а с местными ханами договорились очень просто: Ташкент стал почти русским городом, а Хива, Самарканд и Бухара остались заповедниками старины, куда ездили толпы туристов.

Сейчас Ташкент — город с тремя миллионами населения, с глубоко залегающим метро, которое здесь планировали как сеть бомбоубежищ против налетов британской авиации, с техническим университетом, с филиалом Академии наук и русским балетом, с небоскребами делового района — был настоящим форпостом цивилизации в этих еще не до конца замиренных, диковатых местах. Здесь, несмотря на то что большинство населения составляли мусульмане, мусульманки не только не надевали паранджу, но и ходили с непокрытыми головами, в мини-юбках, на Хлебной бирже сколачивались и превращались в дым многомиллионные состояния, а главные улицы отделялись не газонами, а каналами. Это была одна из отличительных черт Ташкента — двадцать пять лет его главным архитектором был уроженец Санкт-Петербурга, и при нем город покрылся сетью неглубоких каналов, дающих и полив зелени, и благословенную прохладу в жаркие дни. Ташкент был одним из самых необычных городов мира, и тот, кто побывает в Ташкенте, не забудет его никогда…

Мы проехали по главной улице Ташкента — проспекту Императора Александра Четвертого, ведшему к горам Чирчик, на которых золотым сном застыли модерновые, покрытые золотистого оттенка стеклом корпуса университета имени Авиценны [54] . Многие торговые улицы были дополнительно перекрыты куполами из полупрозрачного стекла, золотые украшения (настоящие!) здесь предлагали разносчики прямо на улице, а от хинкален и казанных — пищу здесь готовят в огромных котлах — казанах — запах доходил даже до дороги. Коричневые и белые шпили минаретов походили на колонны, поддерживающие голубое, безбрежное небо, и азан, призыв к намазу, отражался от самих небес…

Таксист попытался заговаривать со мной по-узбекски, но я виновато улыбался и говорил, что не понимаю, потому таксист перешел на русский. Гидом он оказался не лучшим, но так даже, наверное, и хорошо, такие города надо познавать самому, без гида. Побродить по улочкам, посидеть в местной едальне… Жаль, что времени у меня не так много…

Таксист внезапно свернул к тротуару, нажал на клаксон.

— Что происходит?

— Эфенди, вы не возражаете, если мы подвезем моего двоюродного брата? Он работает в мастерской на окраине города, это как раз по дороге, если направляться в Бухару…

— Да нет, конечно…

— Аллах, да вознаградит вас за доброе сердце, эфенди…

На самом деле я возражал, и довольно сильно. Потому что незадолго до этого таксист звонил по какому-то номеру, и я уловил два слова, которые меня весьма насторожили. «Килмок» в узбекском означает что-то связанное с ограблением, а слово «акча» означает «деньги». Настораживающее сочетание слов…

Откуда я знаю узбекский? Да так… учу потихоньку… как и пушту. Потому что в Афганистане много узбеков, а если хочешь понимать, что происходит в том или ином месте, ты должен знать язык этого народа, чтобы говорить с ним на одном языке. Поэтому, когда нечего делать, я и учу язык.