— Спасибо тебе, Родион Георгиевич, ты настоящий… Да что там… Иди, все в твоих руках. Справься до вечера. Трудно мне себя сдерживать, не наделать бы большей беды… Более не задерживаю, — и Филипп исчез в кресле.

Первым делом Родион заглянул в детскую. Кроме Тасича, склонившегося над телом, никого не нашел. Слуги куда-то исчезли, лишь у дверей гостевых комнат прохаживался дюжий молодец. Завидев Ванзарова, он замер по стойке «смирно». Нельзя придумать лучше условий для сыскной полиции: все подозреваемые разделены и находятся под домашним арестом. Пригодятся, когда дойдут руки.

В комнатку няни Ванзаров вошел без стука. Федора подняла на него заплаканные глаза и покорилась неизбежным мукам. Чиновник полиции не собирался ее утешать, напротив, затребовал подробный рассказ о том, что происходило после ланча.

Его воле няня не противилась.

…Вытащив детей из столовой, Федора повела их в детскую и оставила там. Альберт принялся за подарки, а Лидочка взялась за книжку. Видя, что они нашли себе занятие, няня побежала на кухню выпить отвар, ее мутило, а заодно узнать, когда будет готов детский полдник. Когда вернулась, Альбертик мирно играл с черепахой, Лидочка читала. Девочка попросилась погулять. Нянька отвела ее на задний двор и оставила под присмотром кухарки. Потом что-то ее задержало, и она не сразу вернулась. Но как только заглянула в комнату, сразу поняла, что с Альбертом что-то не так. Мальчик весь съежился и жаловался, что ему холодно. Няня потрогала лоб, но температуры не было. Ребенок лег на ковер, поджав ноги, закашлялся, его вырвало. Подхватив Альбертика, Федора уложила его в постель и побежала на кухню за теплым питьем. Когда вернулась, одеяло было в ошметках слизи. Няня испугалась не на шутку, бросилась за госпожой Сундуковой. Мальчику становилось хуже буквально с каждой минутой, но мать пыталась помочь ему самостоятельно, тут уж весь дом забегал. Только когда Альберт обмяк, послали за доктором.

Рассказывала Федора медленно, но все время ерзала на кровати, словно не могла усидеть на одном месте.

— В котором часу кормили детей?

Нянька тяжко вздохнула:

— Позавтракали около десяти, потом полдник, а уж потом следовало обедом кормить.

— Значит, дети не ели примерно с двенадцати?

— И зачем вам только это, барин…

Опуская разъяснения, Родион спросил:

— Все это время они находились под вашим присмотром. Что делали?

— Да как обычно: гуляли, бегали друг за дружкой, в лесок меня потянули…

— Кто-нибудь угощал их конфетами, печеньем или пирожками?

— Что вы, барин, кто посмеет к хозяйским деткам приблизиться, — удивилась Федора. — За это головы не сносить. Все знают, что бывает…

— Мать с ними общалась до обеда?

— Как утром зашла, поцеловала обоих, так и не возвращалась. Все на мне…

— Последнюю пищу Лидия с Альбертом принимали вместе?

— Друг у дружки изо рта вырывали, шалили. Чай пролили на скатерть. Дети ведь… ох, господи!

— Поднимитесь, — резко потребовал Родион.

Федора не поняла, что от нее хотят, приказ был повторен. Она тяжко сползла с перины. Засунув руку между матрацами, Ванзаров выудил пузырек темного стекла с притертой крышкой. Склянка до половины заполнена белесым порошком. Поднеся находку так близко, чтобы читалась этикетка с латинским названием, Родион спросил:

— Что это?

Она слепо сощурилась:

— Неужто яд крысиный…

— Как у вас оказался мышьяк?

Полноватый юнец стал злым и колючим, словно приставленный к горлу ножик. Няня отшатнулась, схватилась за грудь и упала на стул:

— Да что же ты, миленький… Неужели подумал… Что я… Альбертика моего… Да я же его выкормила вот этой грудью, он же мне как родной… Что же ты удумал, изверг, что я ребенка отравлю? Кровиночку мою… Всю душу вложила… Да как мог такое… Пожалей старуху…

Но в этот раз жалости не нашлось. С беспощадным спокойствием Родион потребовал прекратить истерику.

— Вас никто не обвиняет пока. Я спросил: откуда в вашей кровати взялся пузырек с ядом?

Нянька так и держалась за сердце:

— Откуда мне знать! Целый день за детьми бегаю, дверь никогда не запирую, красть у меня нечего… Кто хочешь, заходи… Сегодня такая суета, никто бы и не заметил… За что же со мной так? Только добро людям делала…

— Иногда делать добро опасно… — заметил юный логик, но тут же спохватился, что такие мысли не совсем уместны. — Кто-нибудь заходил в детскую?

— Разве смотрела… Если бы знала… Постой-ка… — Федора встрепенулась. — Когда возвращалась, видала, что из детской вышла барышня…

— Кто именно?!

— Маргаритка, сестра хозяйкина… — выдохнула няня и, пожалев, что проговорилась, зажала рот.

Слово — не воробей. И сыскная полиция его уже поймала. Теперь Родиона интересовало другое:

— Родственники Сундукова дом хорошо знают? Где что лежит?

— Отчего же не знать. Каждое воскресенье наезжают. За ними никто не присматривает. Ходят где хотят…

— Где хранился этот флакон?

— В кладовой, где же еще…

От няньки потребовали показать место, и немедленно. Придерживаясь за стены, Федора прошлепала на кухню, пустую от поваров, но полную брошенными кастрюлями и сковородками, прошла и встала на пороге кладовой. Из темной глубины пахнуло букетом съедобных запахов. Не стоит и браться, чтобы описать сундуковское изобилие, тут было все: от мешков гречневой крупы до копченых окороков, подвешенных к потолку. В английском замке все это полагается хранить в подвале, но петербургские почвы настолько пропитаны болотами, что самый надежный погреб скоро отсыревает. Незачем и копать.