И надо же, просто не верится! Ночью на внучкином тельце высыпали красные пятна, и ей полегчало. А через три дня градусник показал, что больна уже я! Еще три дня борьбы с жестокой температурой – и я стала похожа на человека неопределенной расы и пола, вышедшего из тайги в комариную пору. Это была краснуха, детская хворь. Причем я переболела ею в детстве. Или те, у кого иммунитет стрессом ослаблен, подхватывают вторично? Или просто Бог есть…

Несмотря на жар, спала я как убитая, с краткими промежутками жизни. Сквозь туман запомнились лица: Светкино, зятя, сына… А может, снилось. Снилось, как Роза Федоровна протирает мне лицо и руки влажной губкой, отпаивает морсом и мы с ней тащимся в туалет, отдыхая по пути на табуретках. Их для нас предусмотрительно расставил Лерка…

Когда я после болезни самостоятельно прошаркала в кухню, старуха разговаривала по телефону:

– Кризис миновал, Вова. Все в порядке.

Увидела меня и трусливо кинула трубку.

– С кем это вы, Роза Федоровна?

– Света звонила.

Голос у бабки как у первоклассницы, и глазки такие же – ясные, честные.

– А-а, ну-ну…

Язвить было лень. Если бывший муж еще помнит о бывшей жене, так это его проблемы. Волнуется он, ага, держите карман ширше. Скорее всего лелеял надежду на мою скоропостижную смерть, а я ее не оправдала.

Назавтра я совсем оклемалась и решила прогуляться во дворе. Остатки болезни во мне еще хороводили, но уже бодро думалось об одной переменчивой и относительной штуке. О счастье. Все мои любимые люди живы, есть где жить и что есть. Чего надо? Почему человек всегда чем-то недоволен? Мало в нас, человеках, благодарности. Хотим счастья много и сразу…

Зашла в магазин за хлебом. Мужчина, стоящий в кассе передо мной, заплатил за три бутылки дорогого грузинского вина. Кассирша отбила и крикнула продавщице:

– Маша, подай гражданину три «Мукузани»! – Глянула на него внимательнее и поправилась: – …Господину.

С какой, интересно, бутылки повысилось социальное положение гражданина?

А я по привычке посмотрела на абрикосовый компот… И вдруг что-то такое меня захлестнуло, вся моя женская психология взяла и перевернулась во мне! Да что я себя заживо хороню?! Ну и что – бабушка, до сорока еще жить да жить! Мужа нет, дочь – отрезанный ломоть, сын взрослый…

Свободна! Я свободна! Да здравствуют дорогие вина, парикмахерская, забытый секс, незнакомый петтинг и остальные немотивированные вещи из журналов для тех, кто свободен!

Я купила три банки абрикосового компота и за ужином под осуждающим взглядом Розы Федоровны съела одну за другой. Все три. Медленно и мстительно.

В субботу Светка принесла маленькую:

– Посмотришь, мам, а? Мы в театр. Комедия в одном действии, идет всего час с хвостиком, максимум полтора… Я ее только что покормила. Ты ведь выздоровела?.. Можно?

– Можно, – махнула я рукой, хотя несколько дней после компотного обжорства чувствовала себя неважно.

Со мной девочка не плачет. Ощущает родственную душу. Смотрит на меня круглыми карими глазенками и что-то очень хорошее лепечет на своем мудром младенческом языке, который понимают звери и птицы. Вон Михаил Самуэльевич ласково мяукнул в ответ, а за окном расчирикались воробьи… Весна.

Говорят, внучка похожа на родителей. А я ничего такого не нахожу. Нет, не походит она ни на дочь с ее слегка вопросительным, будто чего-то ожидающим лицом с высокими округлыми бровками, ни на зятя. У внучки вполне оформившееся личико со знакомыми, но гораздо более усовершенствованными чертами. Это до боли известное мне лицо я каждый день вижу в новом зеркале визави.

Никому не говорю о своих наблюдениях – засмеют. Молодым лишь бы поржать лишний раз. Увы, наступит время, когда смех не станет посещать их так часто, жизнерадостно и бездумно. Пусть они сохранят способность смеяться подольше. Пусть уж, ладно, смеются надо мной, если им нравится, радуются каждому дню девочки, ее вызревающим зубкам, первым «ладушкам». Пусть у них, как и у нее, всегда будут причины для веселья, а для слез – никогда-никогда, во веки веков, аминь.

Так я молюсь потихоньку, сидя с внучкой вдвоем, и на нас снисходят благость и умиротворение.

Роза Федоровна ушла к какой-то своей подруге. У нее подруг больше, чем у меня. Почти все эти божьи одуванчики младше нашей старушенции лет на десять-двадцать, а выглядят на столько же старше. Да и то сказать, Роза Федоровна – член партии с сорок шестого года, закалка как у тезки Люксембург. Я глянула на часы: ой, восемь! Скоро совсем стемнеет, а у дома фонарь разбили, вдруг ногу подвернет?

Явились наконец Светка с зятем, и я осталась одна. Лерка, наверное, припрется к девяти. Где бабка-то шляется?

Тут звонок по телефону, и голос у старухи отчего-то взволнованный:

– Скоро приду. Ты на всякий случай надень кимоно с синими цветами, оно тебе идет. И глаза подкрась.

– Зачем?

– Надо, – загадочно сказала она, как татарин в фильме.

Ну и сюрприз: предстала моя бабуся с мужчиной! Где-то я его видела недавно… Помучившись, вспомнила: тот самый гражданин-господин, что покупал «Мукузани» в ближнем маркете.