– Здравствуйте. – Он снял кепку и застенчиво уставился в пол.

– Познакомься, Ириша, – зачастила бабка, – это Николай, сын Веры Васильевны. Она у меня на юбилее была, в сиреневой блузе и юбке плиссе, помнишь? Славная женщина, мы с ней раньше в статуправлении работали. Я Николая попросила кран в кухне посмотреть. Он по всяким протечкам большой специалист, бригадир сантехнических работников ЖЭУ…

Сказала бы – сантехник. Не-ет, Розе Федоровне надо все усложнить. Щеки зарозовели, как два абрикоса в сеточке, – выпила, что ли? Одобрительно скользнув взглядом по моему кимоно, завертела ручкой за спиной мужчины: не стой столбом, приглашай давай, на стол мечи…

– Николай. – Он неловко ткнулся мне навстречу ребром ладони.

– Ирина.

Вид у него был совсем не сантехниковский. Костюм-тройка, накрахмаленный воротничок рубашки подпирает гладковыбритый подбородок. Господин, только что из офиса. Только рука жесткая, мозолистая.

Нетипичный сантехник молча вынул из пакета зеленый пластиковый передник и толстые резиновые перчатки до локтей. Протекающий кран в кухне починил в считаные минуты. Роза Федоровна, оттолкнув замешкавшуюся меня, успела за это время накрыть на стол.

Николай пошуршал в прихожке пакетом и все так же молча подал мне коробку конфет «Птичье молоко». Поставил на стол бутылку «Мукузани».

– А где еще две? – не удержалась я.

– Что – две? – не понял он.

– Бутылки.

Николай меня тогда в магазине, конечно, не заметил. А тут поднял глаза, и я поняла – восхищен. Еще бы: похудевшая после болезни, подкрашенная и в кимоно, я сама себе нравилась.

– Что? – переспросил он. Вероятно, подумал, что ослышался.

Я засмеялась:

– Не обращайте внимания. Заговариваюсь иногда…

Пришел сынуля и принялся откровенно разглядывать сантехника. Тот забеспокоился, затикал глазом. Я пнула Лерку под столом и тотчас схлопотала в ответ. К счастью, нижняя возня никак не отразилась на учтивом лице сына. Моя выучка.

Вначале беседовали о погоде, потом о предстоящих выборах и ценах на продукты. Стандартный набор тем перед примеркой к более близкому знакомству.

– Николай разведен, – быстро выпалила бабка в паузе. Дождалась момента.

Сын славной Веры Васильевны покраснел.

– Какое удачное совпадение – мамуля тоже разведена, – артистично всплеснул руками Лерка.

– Валерий, сегодня по телевизору фильм с твоими любимыми вампирами, – напомнила Роза Федоровна, оскалив роскошную вставную челюсть.

– Да-да, конечно. Я его у Нинки посмотрю. Там и переночую. Мамуля, бабуля, целую ручки, спок ночи. Чао, Николай… э-э…

– Семенович, – подсказал сантехник.

– …Симеонович. – Леркино лицо изобразило верх любезности. – Мне теперь завтра прийти, Николай Семидронович, или через неделю? Вы же, надо полагать, надолго задержитесь, Николай Семизвонович? Вам же для полного счастья еще толчок в туалете поменять придется, да, Николай Семипупович? – Последнее Лерка выкрикнул уже за порогом.

– У мальчика переходный возраст, десятый класс, отца нет, вот и распустился, вы, пожалуйста, простите, – голос у бабки многочастотный, как у вьетнамца, одновременно сконфуженный и заискивающий, – фильмы американские любит смотреть про зомбей и мертвецов, – это выпад уже в мою сторону.

Вслушиваясь в затихающий перестук Леркиных скачков по лестнице, я напряглась… И меня понесло. Может, не полностью оправилась после компота?..

Я говорила что попало, а сама в бешенстве гадала, к какой из Нинок ушел сын. Если к однокласснице, то ничего, но если к шалаве Нинке из соседнего подъезда… Я грубо сказала Розе Федоровне, что величайшая глупость с ее стороны – брать на себя обязанности свахи, пользуясь для организации случки бытовыми неполадками. Пусть вспомнит, кем она мне приходится.

Бабка с сантехником растерялись. Пока они пребывали в ступоре, я предположила, что являюсь не первой незнакомой женщиной, кому Николай преподносит «Мукузани» с целью заманить в постель. Однако здесь-то не на такую напал, стало быть – до свидания, бонжур, ауф-видерзейн, наше вам с кисточкой, с огурцом-с… В общем, «по плодам их узнаете их». Евангелие от Матфея.

Лерка нарисовался почти сразу же, едва за Николаем закрылась дверь. Под лестницей, наверное, прятался. Развязно осведомился, раскидывая грязные ботинки:

– Как женишок, мамуля?

…Это была первая пощечина в жизни сына. И в моей. Дернувшись, Лерка уставился на меня, будто не веря. Вместе с ударенной покраснела и вторая щека.

Дальше было то, чего я никак не ждала. Мне не прилетело обратно. Сын не заругался матом, не хлопнул дверью, уходя навсегда. Он просто сел на пол и разревелся как маленький.

Роза Федоровна птичкой запрыгала вокруг, запричитала, не зная, что делать: «Мальчик, мальчик…» Только тогда я, невнимательная, эгоистичная мамаша, по макушку утопшая в личных переживаниях, заметила под носом у мальчика пробивающиеся усы.