Нина Осси, моя нелепая, моя неуместная подружка. Бывшая любовница моего бывшего мужа. Она прилипла ко мне случайно. И осталась со мной. Потому что ей больше не к кому было прилипнуть. Как это странно и как это ужасно. Она же гений. Неужели она никому не нужна, кроме меня?

Нина поднимается на трибуну. Господи, как же она оскорбительна, в своей яркой одежке, со своим малиновым париком… Она поправляет микрофон. Я вижу, что глаза у нее намокают.

– Я мало знала Лоренса и совсем не знала Леони.

Два гроба стоят рядом. Открытые. Муж и жена, но об этом знаю только я. Я успела купить двойной участок на городском кладбище Пиблс. Их похоронят в земле. Вместе.

– Лоренс много говорил со мной о музыке. Он сказал, что одна вещь у него всегда ассоциируется с Леони. Он говорил, что на свадьбе обязательно будет эта музыка.

Нина подавилась воздухом.

– Я не знаю, насколько это уместно на похоронах. Но Лоренс говорил, что Леони напевала эту штуку. А он ее поддерживал. Это их вещь. Поэтому, если они слышат, пусть им будет приятно.

Она всхлипнула. Подняла одну руку к лицу, утерла слезы. Потом вторую. Потом с силой сжала пальцами лоб, скулы, глаза. Сорвала малиновый парик, отшвырнула его. Посмотрела на музыкального менеджера:

– Пожалуйста, Бизе. Хабанеру.

И отвела в сторону микрофон.

С первых нот я узнала эту вещь. Именно ее насвистывал Хикати в «Камелоте», а Леони ему вторила.

Значит, правда.

И на их свадьбе звучала эта песня.

Я никогда не видела, чтобы так пели. Радостный, торжествующий гимн, спетый с закрытыми глазами и мокрым от слез лицом.

Мы плакали. Все. Молча.

Два гроба опустили в землю.

Рахманинов. Вторая симфония. Не Моцарт, нет. Рахманинов. Я очень люблю эту вещь, но после сегодняшнего вряд ли смогу ее слушать.

Стук земли о крышку гроба. Какой сухой и гулкий звук! И не хочется думать, что под слоем земли окажутся лица, красивые, даже в смерти привлекательные. Что с ними будет под землей? Как они там будут, без света, в холоде и сырости?

Я ведь могла их спасти.

Мы уходим с кладбища. Нюр с сестрами уже в машине. Нина на миг прильнула ко мне:

– Дел, прости.

Я смотрю на нее спокойно и сочувственно.

– Нина, скажи честно: ты справишься? Ты хочешь справиться?

– Больше всего на свете хочу. Сейчас – еще больше. Знаешь, я ведь ему обязана.

– Я помогу тебе.

Она смотрит на меня радостно и неверяще. Господи, да неужели эту девочку никто и никогда не любил…

– Если сорвешься, я запру тебя на Сонно. У тебя будет студия, будут инструменты, но тебя будут контролировать, как в тюрьме. Я поручу эту задачу очень красивой женщине. Твое эстетическое чувство запляшет от радости. Но ты шагу не посмеешь сделать самовольно. Эта женщина – китаянка из Шанхая. Она – леди-босс, если ты понимаешь, что это значит. Я вынула ее из шанхайской тюрьмы, где она ждала смертного приговора и казни. Я пообещала ей, что ее дочь получит наше гражданство и достойное образование. Она ожидала, что я прикажу ей мыть полы и убирать в зверинце, и радовалась – потому что это всего лишь работа, и моего работника никто не смеет оскорбить или унизить лишь потому, что он убирает грязь. А я вместо этого попросила ее прекратить воровство слуг во дворце и отучить мою свекровь от пьянства.

– Представляю, – шепчет Нина с восторгом.

– Я поручу тебя ей. У тебя будет все, что действительно нужно – для ума, души и тела. Но у тебя не будет ни малейшей возможности выйти за рамки назначенного тебе поведения. Ты сможешь попросить, чтобы тебя обучили каллиграфии и китайскому – но ты не сможешь выпить ни капли вина.

– Слушай, а может, ты прямо сейчас это сделаешь? – искренне удивляется Нина. – А то у меня есть идеи, с ними бы надо поработать, и Сонно – отличное место. Опять же, китайская леди-босс – это запредельно круто, это вдохновляет.

Я ненавижу ее. Поднимаю левую руку, говорю в браслет:

– Баба Лиза, у вас один лишний пассажир. Буйный. На Сонно сдадите ее с рук на руки Ю Линь. Я напишу ей и проинструктирую. Когда доставите, вернитесь на Землю, потому что у пассажира еще ребенок, две собаки и куча специфической аппаратуры, без которой обойтись нельзя.

Нина смотрит на меня так, будто я спасла ей жизнь.

А может, на самом деле спасла?

Одно знаю: очень удобно иметь под рукой планету, куда можно отправить тех, кто тебе дорог.

– Удивительная страна, – сказал Энрике. – Здесь как будто всегда осень.

Нашел чему удивляться. Я вот удивилась, что он сравнил шотландский июль с осенью – потому что в Золотом Мехико так выглядела зима.

– Но должен признать, в этой постоянной осени есть свое очарование, своя романтика.

Мы медленно шли вдоль реки по направлению к руинам баронского замка. Честно говоря, у меня не было желания встречаться с Энрике. С куда большей охотой я поболтала бы с Марией. Пожалуй, ее религиозность была бы кстати в моем нынешнем настроении. Когда переживаешь чью-то смерть, разговоры о Боге помогают справиться с горем. Начинает казаться, что люди не умерли, а просто куда-то переехали. Да, навсегда. Да, в другой мир. Но так легко представить, что этот «другой мир» – просто недоступная планета, этакий монастырь, и им там комфортнее, не нужно за них беспокоиться, у них все хорошо, а придет время – и ты к ним поедешь…