Мона уже и не пробует зацепить «молнию» гульфика. Чуть зеленеет.

– Женщины этим тоже балуются, – объясняет Итан. – Закачивают раствор в груди через толстую иглу. Груди, мошонки – они где-то с неделю сохраняют крупные формы, пока организм не впитает воду. Я в Интернете видал. Титьки раздуваются и прижимаются друг к другу, как будто на них водяной лифчик.

Мона спешит скрестить на груди руки.

Итан выбрал ее не только потому, что она такая горячая. Он счел, что она мыслит шире – не то что Эмбер Рейнолдс или Вэнди Финерман. Мону Глисон он встретил на уроках углубленного изучения микробиологии, когда проходили вирусы.

Итан любит ее за то, что она любит вирусы. Их союз заключен на небе. У него в штанах что-то шевелится, будто готовое родиться дитя.

– Модификации тела, – говорит он. Каждая эпоха порождает некую моду, которая в другое время кажется глупой.

Теперь он видит, что Мона разрывается: она разогрелась и течет, стремится залезть к нему в ширинку, и в то же время рассказы Итана слегка остудили пыл девушки.

– Я думаю так, – продолжает он, – человек должен быть готов отдать жизнь ради чего-то.

Мона слегка отодвигается.

Итан спрашивает:

– Слышала когда-нибудь о бордельной капусте?

– О брюссельской?

Итан повторяет, чуть медленней:

– Бордельной.

Он говорит:

– Бордель, публичный дом.

Мона настороженно морщит лоб, боится подумать, о чем это Итан.

Он спрашивает:

– А про «лежачих полицейских»?

Морщинки у нее на лбу разглаживаются. Мона кивает.

Итан спрашивает:

– А про вареную кукурузу в початках?

Мона закатывает глаза. От облегчения у нее голова кругом. Она говорит:

– Конечно!

Итан качает головой.

– Ты даже понятия не имеешь, о чем я. – Он смотрит на окно – закрыто, на дверь – заперта; прислушивается и, убедившись, что горизонт чист, продолжает: – Это все жаргон уличных девок.

– Шлюх? – уточняет Мона.

Итан наставительно поднимает палец.

– Проституток.

– При чем тут вареная кукуруза? – спрашивает Мона.

– Ты слушай, слушай, – говорит Итан и рассказывает, как мотался в восточную часть города. Тайком сбегал из дома и на автобусе поздно ночью добирался до места. Раньше, по выходным. Для исследования. Стоило все дешево.

Мона морщится.

– Я надевал резиновые перчатки, – говорит Итан, дабы оправдать свои научные метод и подход. В школе из медпункта он крал ватные тампоны, чашки Петри – из кабинета химии. Культивировал образцы прямо на столе у себя в комнате.

Мона смотрит на стол, заваленный книгами и тетрадями. Никаких чашек Петри. Она спрашивает:

– Ты занимался сексом с проститутками?

Итан морщится.

– Нет, – говорит он. – Только мазок у них брал.

Судя по лицу, Мона представляет себе не то, что нужно. Итан поясняет:

– У каждого объекта я спрашивал об истории инфекции: давно ли проявилась, быстро ли развивалась? Спрашивал о дискомфорте и негативных симптомах.

Мона, похоже, готовится собирать вещи.

Итан тянет время, хочет ее успокоить.

– Ты не так поняла.

Он уверяет:

– Если тебе делали прививку, то бояться нечего.

Мона слезает с кровати и тянется к телефону. Итан опережает ее: подхватив сотовый, держит его на вытянутой руке и повторяет:

– Вспомни, как, наверное, глупо выглядел первый человек с татуировкой.

Мона смотрит ему в глаза.

Итан хочет убедить ее: он не спятил, но и не скромник. Просто кое-что лучше держать под спудом. Хочет подготовить Мону к тому, что она увидит, когда он снимет наконец-то штаны. Он художник, пионер, разрушитель устоев. Готовит Мону к тому, чтобы она не закричала.

Встав над ней, напоминает:

– Вспомни пещерную женщину, которая первой вставила кость себе в нос. – Он тянется к ремню, возится с пряжкой. Бросает телефон за плечо. Расстегивает ремень.

Нельзя, чтобы Мона кричала, как кричала Эмбер Рейнолдс; нельзя, чтобы она бросилась звонить в службу спасения, как звонила Вэнди Финерман.

Итан – недостающее звено, которое не желает пропасть. Он говорит:

– Я связываю человека с тем, что придет после него.

Возбуждения как не бывало, но Мона – не трусиха. Ее одолевает любопытство. Она снова садится на кровать, подобрав под себя ноги. Убирает с лица волосы; соски у нее стали плоскими, не торчат. Итан расстегивает верхнюю пуговицу на джинсах.