Шрифт:
Тут миссис Уэйн Тиммонс говорит:
– Постойте.
Она говорит:
– С какой стати мне у вас что-то покупать?
Политика фирмы требует вернуться ко Второму уровню переговоров и сказать: уникальная суперполотерка поможет сэкономить деньги и время, когда вы решитесь продать дом.
Миссис Уэйн Тиммонс говорит:
– Вы в Бога верите?
В правилах этого нет, но я отвечаю. Диалог за пределами установленной схемы – это косяк. Официально нам не положено вступать в разговоры не по теме, но я говорю:
– Да.
Миссис Уэйн Тиммонс спрашивает:
– В нашего единственного истинного Господа?
Официально положено перевести разговор назад, на тему уникальной суперполотерки, и убедить потенциального покупателя в том, что с нашим новым продуктом уборка на кухне перестанет быть рабским трудом в Шабат…
Миссис Уэйн Тиммонс спрашивает:
– Вы точно не поклоняетесь улыбающемуся богу-слону?
Она спрашивает:
– Или какой-нибудь там многорукой обнаженной танцовщице?
Протокол у нас такой: начинаешь с Приветствия, потом просишь Согласия, или Разрешения, и далее Продаешь. Здороваешься: добрый вечер, утро или что еще там; в общем, Приветствие. Просишь Разрешения поговорить с потенциальным клиентом и лишь потом начинаешь Продажу.
– Который у вас час? – спрашивает миссис Уэйн Тиммонс. – У нас четыре дня.
Три, тоже пополудни. Ну вот, еще косяк. Наберешь таких энное количество, и наставник запишет тебе минус. И куковать тебе на работе, где платят еще меньше.
– Не надо врать, – ворчит миссис Уэйн Тиммонс.
Она говорит:
– Вы в Калькутте? Нью-Дели? В Индии или Пакистане?
Еще косяк. Я в Валла-Валла, поклоняюсь тому же Богу, что и она, белобородому великану.
– Как вас зовут?
Билл.
– Не надо врать. Вы Омар или Акбар, – заявляет миссис Уэйн Тиммонс. – Мы, американцы, знаем, как вас натаскивают. Про это и в газетах, и по телевизору рассказывали. Вам раздают обычные имена и учат разговаривать как нормальные люди.
Она говорит:
– Но мы-то знаем, что вы отнимаете еду у наших деток…
На другом конце комнаты на меня смотрит наставник. Смотрю в ответ на нее, вскинув брови. Она ногтем тычет в электронное табло на стене: на нем отображаются данные по звонкам, по всем звонкам за смену; я превышаю лимит времени. Три минуты превращаются в четыре с половиной, спасибо косякам. Наставник смотрит на меня и чиркает ногтем по горлу.
Голос миссис Уэйн Тиммонс у меня в наушниках произносит:
– Вы даже гамбургеров не едите. Я на картинках видела.
Она говорит:
– У вас там грязные коровы движение на дорогах перекрывают…
Гляжу на табло: пять минут. Другие работники смотрят на меня и качают головами; из-за моих косяков им теперь не видать премии в конце месяца. По протоколу, положено извиниться и завершить звонок, но я не сдаюсь. Говорю: меня зовут Уильям Брэдли Хендерсон. Мне семнадцать, и я хожу в среднюю школу Томаса Джефферсона в Валла-Валла, что в Вашингтоне. Работаю по четыре ночи в неделю, коплю на машину…
Миссис Уэйн Томас говорит:
– А вы, народ, все учли…
Очень громко, прямо в микрофон отвечаю:
– Поверьте.
Все кругом отрываются от экранов и смотрят на меня. Черные, латиносы, азиаты, индейцы…
Я шепчу в микрофон:
– Послушайте, дамочка…
Чуть не ору:
– Да я, наверное, белее вашего…
В следующую смену мужчина из Су-Фолс говорит мне:
– Вы, значит, угоняете наши самолеты и врезаетесь в наши же небоскребы, а мне у вас сраные тряпки покупать?
Он говорит:
– Нет уж спасибо, Хаджи…
Мужчина из Талсы мне говорит:
– Тюрбан-башка, – и вешает трубку.
Мужчина из Фарго говорит:
– Верблюжатник, – и вешает трубку.
Звонок в Мемфис; мне говорят:
– Косоглазый, – и гудки в трубке.
Дальше компьютер связывает меня с западом Лос-Анджелеса, трубку берет женщина.
– На площади Тяньаньмэнь случилась трагедия, но вы должны и дальше бороться за свои права, за свободу.
Она говорит:
– Как член «Международной амнистии», я каждый лишний пенни вкладываю в борьбу, чтобы вам платили достойные зарплаты и улучшили условия труда.