В последнее время поступали заказы от онколога на флюорографии: главным образом, на опухоли, иногда – на туберкулез. Не то чтобы Радуга нуждался в деньгах, он лишь хотел исследовать новое поле применения таланта. Да, он мошенничал, занимался аферами, но не более, чем его преподаватели в школе искусств. К тому же он доказал: Марсель Дюшан [36] был прав. Французов не проведешь, контекст – это все. Напиши милый пейзаж, солнце над роскошным розовым садом, и ни один ценитель искусства не даст за него гроша ломаного. Зато если создать нечто шедеврально безобразное и запиндюрить его в зад богатею, тот заплатит королевский выкуп, лишь бы это из него вырезали.

К ночи исполинский пенис уже возвышался над лагерем; его необрезанная – а как же иначе! – головка исчезала во тьме сумерек.

На глазах у многотысячной толпы голая секс-ведьма натянула лук. Пылающая стрела пронеслась по широкой дуге и точно вонзилась в головку. Мужики дружно сморщились. Огонь разошелся по бумажной плоти, точно какой-нибудь пламенеющий герпес. Затрещали петарды.

С визгом летели в небо свистящие фейерверки. Радуге показалось – да, скорей всего, показалось, – что визжат они уж больно по-человечески. Прислушиваться, впрочем, было уже поздно: толпа ревела и выла, танцуя вкруг пылающей письки.

Вот уже и сама толпа завизжала. К Радуге незаметно подошел Снайдли Виплэш.

Глядя на пламя, он произнес:

– Один из наших подрался с Людьми Грязи. Сказал, что звездочки и ножи у него стырили.

В ночном воздухе пахло жареным мясом – но не сильней, чем обычно. Мясо, дизтопливо, порох…

– Мы проголосовали, – ханжески произнес Снайдли. – Чувак проиграл. – По-прежнему глядя на пылающий хер, он добавил: – Не переживай, мы накачали его рогипнолом. Лошадиной дозой. Чувак ничего не почувствует.

На секунду Яркой Радуге показалось, что фест обречен: кругом демоны в крови и фекалиях, танцуют у огненной башни под аккомпанемент диких воплей. Это все травка, сказал он себе, просто травка. Наконец он снова увидел желаемое. Теперь головная боль – где раздобыть два фунта свежего говяжьего фарша.

Член отстрелялся в небо и завалился набок. Медленно упал. Постепенно от него остались угли, по которым поспешили прогуляться члены Мистического племени. Ветер крепчал, как и предсказывали метеорологи. Люди потянулись к палаткам. Предстояла еще одна ночь густой песчаной бури.

Даже самые ярые тусовщики – лагерь Гдетотам и Лаборатория прикладных наук кинетического ритуала – свернулись, опасаясь ураганного ветра. Завеса пыли стала такой плотной, что Радуга из своей палатки ничего не видел дальше лагеря Секс-Ведьм. Не видел огней Столовки. Луна и звезды в небе скрылись за песчаной пеленой.

Устроившись поудобнее в спальнике, он достал телефон и позвонил по единственному номеру, который знал на зубок.

– Дюймовочка? – обратился он к супруге по фестивальному имени. Во внешнем мире она предпочитала обычное, Слоан. Слоан Робертс. – Все хорошо?

– А у тебя? – спросила она в ответ.

Радуга устало произнес:

– У нас тут кое-что случилось, но мы разобрались.

– Лудлоу?

– Беспокоиться не о чем, – помедлив, сказал он.

Она ждала. Радуга прямо-таки слышал, как шевелятся у нее в голове мысли. Снаружи ревел набирающий силу ветер. Стирающий из памяти крики сожженного живьем убийцы. Радуга сам не понял, как произнес следующие слова.

Тишина затянулась надолго, сделалась глубже; Радуга, выждав еще немного, произнес:

– Как-то раз к нам в школу забрела собака. Я тогда в четвертом классе учился. Собака бегала по школе, все облизывала.

Больше в голову ничего не пришло.

Слоан-Дюймовочка, похоже, поняла его. Ответила:

– Забрел барашек в школу к нам, и дети веселились [37] .

Да, она поняла. Для него оставаться дома означало обречь детей на то же будущее. А здесь – колыбель лучшей цивилизации. Это не кризис среднего возраста, не временная мера; это осознанный выбор. Ищущий всегда приходит в пустыню, чтобы найти там великий ответ.

– Я тут подумал, – с надеждой в голосе произнес Радуга, – может, на следующий год все вместе, семьей приедем на фест?

Он уже почти спал.

Голосом сдержанным, тихим, но не лишенным сочувствия, жена сказала:

– Не будет больше никакого феста.

Такой ветер снаружи, а ее удивительно хорошо и четко слышно. Странно.

– Лудлоу? – позвала жена. Промурлыкала, дразня его: – Предлагаю сделку.

– Сделку? – эхом повторил он.

– Если вернешься домой, я перестану убивать твоих людей.