К началу литургии прибыл московский генерал-губернатор Козлов.

Вследствие узкой дороги, ведущей к могиле покойного, и страшной тесноты туда могло пройти немного публики. Могила обита внутри белой материей, а на последней нашит большой крест из золотого глазета.

С большим трудом пронесли к могиле венки. Большая часть – из живых цветов, есть много серебряных. На некоторых венках от рабочих и служащих имеются очень трогательные надписи…

«Московские ведомости».

…когда я прочитал телеграмму о его смерти и пережил час острой боли, я невольно подумал, что из угла, в который условия затискали этого человека, был только один выход – в смерть. Он был недостаточно силен для того, чтобы уйти в дело революции, но он шел путем, опасным для людей его семьи и его круга. Его пугали неизбежностью безумия, и, может быть, некоторые были искренно убеждены, что он действительно сходит с ума…

А. М. Горький.

Полный разгром русского флота в Цусимском проливе.

В Москве князем Волконским и другими организован черносотенный «Союз русского народа».

Расстрел рабочих на Талке в Иваново-Вознесенске.

Президент Северо-Американских Соединенных Штатов Т. Рузвельт начал переговоры с русским и японским правительствами относительно свидания Ойямы с Линевичем для выработки условий перемирия.

Расстрел демонстрантов в Лодзи.

В Ростове-на-Дону А. Гончаров покушался на жизнь чистосердечно раскаявшегося на допросе и выпущенного из тюрьмы П. Максимова. Оба члены «донского отделения с.-д. р. партии».

– Вся беда нашей державы состоит в том, что руководят ею бездарные люди. Ну, почему, скажите, Второй Тихоокеанской эскадрой командовал тупица Рожественский, а в Порт-Артуре заправлял олигофрен Стессель? Кстати, слышали, господа, эпиграмму о Стесселе? Автор – мерзавец Пуришкевич, но бьет она в самую точку:

– Примитивно рассуждаешь, любезный братец! – прервал Николая Берга старший брат.

– Подожди, подожди, Павел, не перебивай! Леонид Борисович, вы слушаете? Я хочу до конца развить свою нехитрую мысль. Так вот, государство наше великое и народ великий, и несмотря на все наши уродства и искривления, все-таки во всех сферах происходит процесс естественный – одаренность так или иначе возвышается над тупостью, талант над серостью.

Строят пароходы и паровозы, дома, фабрики, трамваи, выращивают скот, делают вино, торгуют подтяжками и «чудодейственными» лекарствами люди деятельные, энергичные, одаренные светлой мыслью. Без этого невозможно, без этого бы все давно развалилось, любое общество погибло бы.

Но есть у нас одна сфера, где все происходит наоборот, где только бездарность, только тупица чиновник может применить свои силы, куда талантливому человеку путь заказан. Это сфера административная, руководящая, правительственная. Там достоинства – не ловкость, а леность – не вдумчивость, а безмыслие. И вот получаются трагические ножницы, несоответствие, разлад. Кучка бездарных чиновников сводит на нет труд миллионов талантливых людей. Разве не так?

Николай Берг пробежался по веранде, зачем-то хлопнул ладонью по раме и обернулся к обществу, ища сочувствия или возражения. Последнее не заставило себя ждать.

– Примитивно! – крикнул Павел. – Таланты и бездарности. Очень просто! Ты начисто забыл о классовой структуре общества!

После этой совершенно обычной стычки братьев на веранде наступила тишина. Сегодня в Шашкино, загородное имение Бергов, приехал новый гость, известный инженер-электрик Красин. Никто из присутствующих не вмешивался в спор. Подразумевалось, что сейчас выскажется именно он.

Общество расположилось вокруг длинного стола с традиционным самоваром во главе. У самовара хозяйничали Лиза с Таней, Красин и Буренин сидели в центре, Горизонтов и Лихарев напротив, с ними и Кириллов, который привез Красина. Надя Сретенская по своему обыкновению устроилась на углу в тени, откуда диковато посвечивала глазами. Павел хотел было пристроиться рядом с ней, но был отогнан каким-то тихим словом и теперь, так же как и брат, разгуливал со стаканом по веранде, только другими траекториями.

А вокруг веранды бесчинствовал уже июнь. Запахи табака, резеды и маттиол, свежей листвы, травы и воды, коры и смолы, смешавшись вместе, волновали юные существа, отвлекали их от мыслительных процессов. В зеленовато-золотистом свете заката по цветущим кустам сирени проходил ветер, и они колыхались укромно, а ветер залетал на веранду.

– В том, что говорит Николай Иванович, есть, конечно, свой резон, – проговорил Красин, внимательно оглядывая всю компанию. Он уже успел разобраться в не очень-то сложной системе пересечения взглядов, и только один взгляд, поблескивающий взгляд его связной Нади Сретенской был ему неясен.