— Если я полысею с макушки, надеюсь, ты угадаешь, чего я хочу?

— Я согласна ждать, но все ж не так долго.

По дороге к ее дому он остановился, обнял ее за талию и поцеловал, сперва нерешительно, не уверенный, что она не оттолкнет его.

— Элизабет, у меня колени дрожат, — прошептал он, зарывшись в мягкие, теплые волосы. — Как ты поступишь со своей последней жертвой?

Некоторое время Элизабет молчала.

— Придется купить тебе костыли, — сказала она наконец.

Медленно, взявшись за руки, они шли ночной улицей, не находя слов от счастья. Трое весьма прозаических мужчин шли следом.

В нарядной гостиной, на диване цвета чайной розы, он поцеловал ее снова.

Трое прозаических мужчин, укрывшись в тени, ждали снаружи.

Она сидела в Овальном кабинете, и одну за другой просматривала статьи нового законопроекта, пытаясь обнаружить одну-единственную строчку, которая может обернуться против нее завтра, во время голосования. Внезапно она вздрогнула от неожиданности: перед ней стоял муж с кружкой дымящегося какао в руке.

— Ложись-ка лучше спать. Все равно эта публика не сможет тебе противиться, — сказал он, указывая на Капитолий.

Она улыбнулась.

— Милый Эдуард, какой же ты у меня все-таки умный! Что бы я без тебя делала?

Все воскресное утро Марк дорабатывал отчет директору. Первым делом разобрался на столе; беспорядок всегда мешал ему сосредоточиться. Марк собрал все свои записи и разложил их в логической последовательности. Справиться с задачей ему удалось лишь к двум часам, и он даже не заметил, что еще не обедал. Медленно записывал он имена оставшихся пятнадцати сенаторов — шесть под заголовком Комитет внешних сношений, девять — под законопроектом о владении оружием и законодательным комитетом. Потом уставился на список, ожидая вдохновения, но вдохновение не приходило. Один из них — убийца, и на то, чтобы выяснить, кто именно, осталось всего четыре дня. Марк сложил бумаги в портфель и запер его в столе.

Потом прошел на кухню и сделал себе бутерброд. Взглянул на часы. Как с пользой провести остаток дня? Элизабет дежурила в больнице. Он поднял трубку и набрал номер. Она не могла говорить долго: в три часа ее ждали в операционной.

— Ладно, доктор, я буду краток и постараюсь вас не обидеть. Звонить тебе каждый день, чтобы сказать, как ты прелестна и умна и что я от тебя без ума, мне вряд ли удастся, так что слушай внимательно.

— Я слушаю, Марк.

— Так вот, ты самая красивая, самая умная, и я безумно в тебя влюблен… Почему ты молчишь?

— Жду, может, скажешь что-нибудь еще. Ответный комплимент ты услышишь при встрече, это не телефонный разговор.

— Ладно, иди, вырезай сердце очередной жертве, только поскорее, я больше не могу.

— Мы оперируем вросший ноготь, — засмеялась она и повесила трубку.

Марк кругами ходил по комнате, мысли перескакивали от пятнадцати сенаторов к Элизабет и вновь возвращались к сенатору-убийце. Не слишком ли гладко развивается его роман с Элизабет? Может быть, это сенатор ищет его, а не он сенатора? Марк чертыхнулся и налил себе пива. Вспомнился Барри Калверт — по воскресеньям они обычно играли в скуош. Потом Ник Стеймз, Стеймз, который, сам того не зная, занял его место. Как бы поступил Стеймз, если бы остался жив? В памяти вдруг вспыхнула фраза, оброненная Ником на прошлогодней рождественской вечеринке в конторе: «Джордж Стампузис из «Нью-Йорк таймс» (еще один грек, никуда не денешься) после меня — лучший специалист по уголовным преступлениям в этой треклятой стране. О мафии и ЦРУ ему известно больше, чем всем преступникам и сыщикам вместе взятым».

Марк позвонил в справочное бюро Нью-Йорка и, толком не зная зачем, узнал номер Стампузиса.

— Спасибо, — поблагодарил он оператора.

— Всегда к вашим услугам.

Марк набрал номер.

— Попросите, пожалуйста, Джорджа Стампузиса из отдела уголовной хроники.

Его соединили.

— Стампузис, — услышал он голос в трубке. В «Нью-Йорк таймс» слова расходовали скупо.

— Добрый день. Меня зовут Марк Эндрюс. Я звоню из Вашингтона. Мы были дружны с Ником Стеймзом; я служил у него в отделе.

Голос потеплел.

— Да, я слышал об этой страшной аварии — если, конечно, это была авария. Чем могу вам помочь?

— Мне нужна секретная информация. Вы можете встретиться со мной прямо сейчас?

— К Нику это имеет отношение?

— Да.

— Тогда встретимся в восемь, на северо-восточном углу Двадцать Первой и Южной Парковой. Успеваете?

— Вылетаю первым рейсом, — сказал Марк и поглядел на часы.

— Жду.

Самолет Восточной авиакомпании Вашингтон — Нью-Йорк приземлился в начале восьмого. Выбравшись из толпы, снующей вокруг багажной стойки, Марк направился к стоянке такси. В Манхэттен его вез пожилой, пузатый, небритый житель Нью-Йорка с незажженным сигарным бычком, который он то и дело перекатывал из одного уголка рта в другой.

Всю дорогу таксист болтал без умолку. Его монолог почти не требовал от Марка участия в беседе, так что он мог использовать время в пути, чтоб собраться с мыслями.

— В стране полно дерьма, — сигара подпрыгнула вверх.

— Ваша правда, — согласился Марк.

— Не город, а помойная яма.

— Верно, — согласился Марк.

— А все эта сучка Кейн. Ее и повесить мало.

Марк похолодел. Эти слова повторяли тысячу раз на дню, но для кого-то в Вашингтоне они не были пустой угрозой.