— Порядок! — крикнул я, повернувшись к тому берегу.

— Эй? — вопросительно откликнулся Минер.

— Наши здесь! — прокричал я, понимая, что в данной ситуации нужно именно так поступить. Я снова был солдатом.

— Здесь батальон из третьей! — заорал я изо всех сил.

— Здесь пролетарская, — ответил Минер. — Все в порядке.

Наши голоса в ночи перекрывали шум воды. Однако никто ни в лесу вдоль обоих берегов, ни на горных лугах, вверху, куда нам предстояло идти, ни внизу, у самой воды, не отозвался на наш крик — ни возгласа, ни выстрела. Минер командовал несуществующим отделением, а мы вдвоем с Аделой изображали батальон. Минер привязался к обручу и переправился. Мне казалось, он готов был нас обнять, однако сдержался.

— Пошли, — проговорил он, — теперь-то мы доберемся до наших.

Адела отвернулась. Плечи ее вздрагивали. Она с трудом сдерживала рыдания.

— Скверное это место, — сказал Минер, глядя на воду.

— Бывало похуже, — заметил я.

— Скверно и то, что мы переправились, но не стоит оплакивать прошлое, — продолжал он.

— Прости, — тихо произнесла Адела.

— Два года назад здесь был наш штаб, Минер. Вот тут, прямо над головой. В хибаре на самом откосе. Она потом сгорела, — вспоминал я.

— Да, штаба нет, — вздохнул Минер. — Но у нас остались еще эти винтовки.

— Я ненавижу винтовки, — сказала Адела.

Больше мы не вымолвили ни слова. Местность была пересеченной, и за час мы проходили не больше трех километров. А нам предстояло шагать всю ночь. В тишине лишь трава шелестела от наших шагов.

Утром мы взобрались на высокий холм. Вдалеке виднелись села. Серебристые нити тумана тянулись к восходящему солнцу. Какой-то невыразимой прелести был полон и этот туман, и темный ковер лугов, и чистое утреннее солнце, словно огромный факел, озаривший окрестность. Трава повсюду засверкала каплями росы.

Мы пришли, — нарушил тишину Минер. — В этих краях банд нет.

— Хорошо, — вздохнул я.

— Что это за земля? — спросила Адела.

— Ничья, — ответил Минер. — После немецкого наступления местные жители и сами не знают, на чьей они стороне. Здесь нет никакой власти, и никто никого не трогает.

— Что ты собираешься делать? — поинтересовался я, так как меня мучила неизвестность.

— Здесь граница двух срезов [14] , — ответил Минер. — Он сдвинул шапку, вытер ладонью лоб и, глядя на меня спокойными, синими, как небо, глазами, добавил: — Пришло время!

Было вполне очевидно, что он хочет податься в свои края, и это, конечно, само собой разумелось. И тем не менее мне казалось, что расставание наступило слишком быстро, и я почувствовал себя страшно одиноким.

Как февральское солнце, только вспыхнув, сразу же исчезает за тучами, так и взгляд Аделы осветил меня на мгновение. Молчание становилось тягостным. Наконец я глухо проговорил:

— Попрощаемся.

Минер был невозмутим, словно не замечал моего состояния.

— Я должен идти в свой срез. У меня задание. Ты, — обратился он к Аделе, — можешь присоединиться к одному из нас.

Легкий ветерок пробежал по траве. Туман рассеивался, открывая вход в ущелье. Повернувшись к Минеру, Адела спросила:

— Можно я пойду немного с тобой? Согласен?

— Разумеется, — ответил Минер.

Крепко пожав мне руку, он произнес на прощание:

— Спасибо за дружбу. Ты — хороший человек.

Минер и Адела спустились в ущелье. Я долга смотрел им вслед. Они становились все меньше и меньше и вот совсем исчезли в тумане.

«Ну что стоишь? — презрительно бросил я себе. — Шагай вон туда, на север. До сих пор ты все время шел на восток. Теперь пора повернуть на девяносто градусов».

Солнце жгло, как раскаленное железо. Я обогнул скалу. На ее вершине сидела какая-то большая сизая птица. Она не испугалась меня, не взлетела, лишь повернула в мою сторону голову. Я шел у подножия ее громадного трона, и все это время птица зорко следила за мной.

Леденящее душу одиночество охватило меня. Ведь мы расстались навеки! Шатаясь, как пьяный, я побрел на север. Ноги, казалось, сами выбирали дорогу. Шагая по красновато-коричневой тропе, я ничего перед собой не видел.

Я был так подавлен внезапностью нашего расставания, что никак не мог прийти в себя. «Можно я пойду немного с тобой?» — слышался мне голос Аделы. Что значит «немного»? День, месяц? Или это было сказано лишь для того, чтобы что-то сказать?

«Не обманывайся», — говорил я себе, вдыхая аромат горных трав, подставляя лицо свежему ветерку.

— Ты очень спешил, — произнес вдруг чей-то женский голос.

Это была Адела. Я зашатался, словно шел к игорному столу, где оставил все, кроме одной единственной копейки. Какие волшебные чары снова свели нас вместе? Подавляя радость, я самым безмятежным, на какой только был способен, тоном ответил:

— Я хотел подождать тебя вон у той скалы.

Девушка кивнула и пошла рядом, касаясь моего плеча.