Шрифт:
Он наводнил общество доносчиками, он расставил „своих“ на дорогах и в домах. Его руками держится власть Тиберия… Он — воплощение Власти, он ее Дух. Он везде и повсюду…»
— Везде и повсюду? Так отчего я, к принцепсу веревками насмерть привязан, ничего о нем не слышал? — возмутился Калигула. Я бы знал!
— Ты знаешь, — спокойно ответствовал Саласс. Ты знаешь уже, разве нет? В час, когда он явит тебе себя, ты поймешь, что многое знаешь, больше, чем тебе хотелось бы. Genius domus [161] да хранит тебя. Я все, что мог, уж сделал для тебя, господин.
161
Genius (от лат. genius «дух») — в древнеримской мифологии духи-хранители, преданные людям, предметам и местностям, ведающие появлением на свет своих «подопечных», определяющие характер человека или атмосферу местности. В данном случае имеется в виду гений дома, рода.
Капри — это просто груда камней, сложившихся в утесы и рифы. Изрезанная береговая линия, повсюду бухты и бухточки. Море вылизало, выбило, выцарапало у берега все, что только могло, за долгие годы, сложившиеся в тысячелетия. Оно создало пещеры, одна другой краше. Зеленый грот, поражающий изумрудным блеском воды. Голубой грот, где свет, проникая через расщелину в толще вод, придает им жемчужно-лазурный оттенок. Грот кораллов — словно волосы, обрамляющие голову великана, лежат отложения. Белый грот украшен каменными «сосульками», свисающими со свода…
Днем над Капри стелется лазурь небес, отдает небесно-синим невероятно прозрачная вода. Днем аромат садов Августа кружит голову. Пахнут сосна, пахнут можжевельник и митра, распаренные солнцем. Каменные дубы шелестят на ветру, шумят кожистыми своими, блестящими листами…
Ночью над Капри желтая луна в небе. Ночью ветерок с моря несет свежесть, пахнет солью и рыбой. Ночью слышен плеск нежно целующих берег волн.
Но есть в любой ночи некая враждебность человеку, так было всегда. И ночь на Капри отнюдь не исключение!
Ночью Капри иной…
Скалы устремлены ввысь, а вьющаяся по ним дорога неверна. Нависая над пропастью, грозит она падением и гибелью. Ночью не видно красот, а в пещерах Капри темнее самой ночи. Ночью пещеры враждебны человеку.
Редки бури и штормы на Капри, заслонен остров материком от бурь. Но ветер есть ветер, и море есть море, не могут они быть безмятежны всегда. Если гроза все же разразилась, если прилетела сюда на быстрых крыльях буря, то это может быть страшно.
Море несет к берегу грозные свои валы. Разбиваются волны-великаны об утесы. Хлещет по скалам дождь, оступись, упади вблизи скал, унесет тебя в море отступающей волной. Не унесет сразу, так закружит, ударит, лишит возможности сопротивляться. И, рано или поздно, унесет все равно, разбитым и бездыханным…
Немало кораблей и лодок погибло у берегов Капри, узки проливы между островом и материком. Горит над островом Тибериев маяк, горит который уж год, предупреждая об опасности.
Днем вилла Юпитера на высокой скале смотрится белокаменным чудом. Словно гнездо ласточки, устроился дворец на карнизе. Как чайки застывают, распластав крылья, и несутся по ветру, так и дом Тиберия, кажется, парит между облаков в небесной лазури.
Ночью кажется дом, сливающийся с обрывом, мрачной крепостью. Таит он угрозу в себе. Если молния разражается, зигзагом раскроив небо надвое, стены дворца отражают свет, полыхают синевой. Черно-синими кажутся стены, окна, как бойницы узкие, темнеют, колонны из камня грозят опрокинуться. Ветер стремится сбросить путника вниз, на скалы, поливает его дождевыми потоками…
После утомительной ночи в нимфеуме, после тяжелого разговора с Салассом устроился Калигула спать. Охраняемый Мемфием. Verna, томимый ревностью к Салассу, которому Калигула вернул свое расположение, уселся у дверей снаружи.
— Кто бы ни был, Юпитером клянусь, хотя бы и сам Громовержец, никто не войдет, пока я жив, — сказал он Калигуле. — Пусть хоть Тиберий сам стучится, скажу, что одолела тебя болезнь какая… вроде Курсоровой чумы [162] …
— Накличешь еще! Не надо мне болезней. А поспать и впрямь бы хорошо…
162
Курсорова чума — в 293 г. до н. э., в год консульства Луция Папирия Курсора (лат. Lucius Papirius Cursor), в Риме разразилась эпидемия чумы. Это первая большая известная в римской истории эпидемия.
И поспал, поспал много часов кряду. Засыпал в тишине и покое. Проснулся, когда в разгаре была гроза. Молнии, одна за другой, прошивали небо. Грохотали волны. Грохотал гром в небе. В открытое окно лилась дождевая вода, забрызгала Калигулу, отрезвила. От этого и проснулся больше, чем от шума. Подскочил с постели юноша. Голова тяжелая от дневного сна, от хмеля вчерашнего. Закрыл окно, слюдяное, украшенное камнем по контуру, удивился: как будто было оно закрыто, не иначе, Мемфий приоткрыл. Будить открыто не решился, вот таким способом, стало быть, легче. Потянуло вернуться в постель, в тепло. В изголовье, ложась, наткнулся Калигула случайно рукой на дощечку. При свете молний разглядел: цера [163] , сложенная вдвое, диптих. Не в привычках Калигулы писать, да еще в постели. Что за шутки? Набросил тунику, препоясался. Пошел из кубикулума [164] в атрий. Приоткрыл дверь только, задел Мемфия, сидящего у двери. Подскочил Мемфий, глаза трет, зевает. Вот так охрана, спит старый слуга, спит, как и господин, даже лучше. По крайней мере, дольше.
163
Восковая табличка (восковая дощечка, вощечка, цера) — дощечка из твёрдого материала (самшит, бук, кость) с выдолбленным углублением, куда заливался тёмный воск. В Римской империи пришла на смену свинцовым листам. На дощечке писали, нанося на воск знаки острой металлической палочкой — стилусом (стиль, стило). В случае необходимости надписи можно было стереть, загладить, после чего воспользоваться дощечкой вторично.
164
Кубикулум (лат. cubinculum) — спальня у древних римлян.
— Зачем окно открывал? Водой заливает. И зачем это ты таскаешь в комнаты таблички? Жизнь прожил, читать не умея, на старость лет решил поучиться? Кто это взялся тебя учить, старикан, какой философ? Того и гляди, я соберу твои старые кости да увезу их в колумбарий прабабушки, чтоб уж оставался ты со всеми нашими слугами после смерти. И не являлся ко мне с упреками, что пожалел я для тебя погребального обряда. Уже сейчас как взгляну на тебя, каждый раз пугаюсь, кожа да кости, ходишь, скрипишь, так и хочется залить маслом, как петлю! С чего это ты решил, что там, под землей, неграмотного тебя не примут? Уж если здесь приняли…