— Ну и упрям же ты! — только и смог со злостью констатировать я.

— Точно так же, как и ты, — не задумываясь, парировал Августин и, сам того не подозревая, попал в точку. Только упорство и преданность собственным идеалам помогли мне не пойти на поводу у тюремщиков, лжецов и наставников. Чему бы меня не пытались научить в течение столетий, я был верен только своей мечте о независимости, о том, чтобы стать хозяином самому себе, я стремился к свободе с таким упорством, что был многократно вознагражден. Кроме воли, я получил еще и неограниченную власть над всеми могущественными созданиями, подобными мне.

— Так ты убьешь меня или нет? — с вызовом спросил Августин. Он начал терять терпение. Всего какие-то минуты, проведенные в башне наедине с волшебным созданием, показались ему вечностью.

— Я могу сделать по-другому, например, обжечь твое лицо так сильно, что твои любимцы отвернутся от тебя. Что скажешь на это, Августин? Тебе не терпится стать безобразным?

— Госпожа меня вылечит, — пробормотал он, уже не так уверенно, перспектива потерять красоту его не слишком прельщала.

— Не надейся! — возразил я. — Демоны помогают своим избранникам только до падения, а не после него. Сейчас ты на высоте, и им лестно иметь дело с тобой, но стоит оступиться всего раз, и вместо того, чтобы оказать помощь, они сами же начнут хохотать над тобой громче остальных.

— Разве можешь ты предугадать их дальнейшее поведение?

— Я все могу, даже предсказать миг твоей смерти, но не стану, потому что те существа, которые тебя оберегают, пока что хотят, чтобы ты жил, и я иду на уступку не ради тебя, а ради них, потому что все: и изгнанные ангелы, и демоны, и феи — один родственный, непобедимый клан.

Куранты на башне начали отбивать время. В городе звуки казались глухими и монотонными, здесь, в самой башне, они были непривычно громкими, способными оглушить. Я подошел к окну, чтобы взглянуть на необъятный спящий город, по которому адской музыкой разносятся глухие удары проклятых часов. В самом деле, что это за часы, раз даже демоны стесняются приблизиться к ним? Их звучание было подобно эху подводных колоколов или ударам, преодолевшим черту небытия и донесшимся до нас с того света. Так, должно быть, единственные, возвышающиеся над землей еще с начала мироздания часы отбивают срок чьей-то жизни.

Я положил руки на подоконник и обернулся на Августина, будто предлагая ему пойти вслед за мной, выкинуться из высокого окна башни прямо с полночным боем часов и разбиться лбом о мостовую. А потом пусть люди с придыханием говорят, что инквизитора вытолкнули из окна демоны. Я вечен, а Августин смертен. Я умею летать, а он нет. Я улечу, а он, если пойдет за мной, разобьется насмерть. Можно было бы сделать так, чтобы всего на один краткий миг он поверил мне и нашел свой конец, там, во дворе у здания, на острых пиках чугунных ворот.

Я бы не ощутил никакого стыда за такие мысли, если бы не подумал, что, возможно, в этот самый миг неземная госпожа манит к окну и призывает к самоубийству Марселя. Сам он слишком умен, чтобы поддаться искушению и кинуться в объятия смерти, но ведь слуги царицы могут подтолкнуть его в самый неожиданный момент.

— Живи пока, Августин, — снисходительно бросил я. — А там посмотрим, как развернутся события. Возможно, другие, бессмертные слуги твоих господ начнут ревновать и устроят над тобой самосуд. Вот тогда будет хохотать вся сверхъестественная братия.

— Как ты великодушен! — Августин сардонически усмехнулся. Хоть мне и удалось сильно его потрепать, но он все еще старался выглядеть независимым и непреклонным, готовым бросать вызовы в лицо смерти снова и снова.

— Лети, поджигатель городов, а у меня полно дел, — он опять принялся перебирать здоровой рукой свои бумаги.

Я уже сел на подоконник и хотел ринуться вниз, но с подозрением обернулся. Какое странно обращение слетело с его уст. Неужели, этот юнец сам обо всем догадался или же его надоумил кто-то другой.

— Откуда ты знаешь, что я дракон? — я не помнил, чтобы говорил ему об этом и теперь ощущал, что кто-то меня предал, разгласил мою тайну.

— Я увидел по твоим глазам, — пояснил Августин. Он всего на миг оторвался от разборки документов и встретился со мной взглядом. В его глазах бушевал синий, ненавидящий огонь, в моих распластала крылья черная драконья тень. Он был холоден и равнодушен, как и положено человеку, обманным путем достигшему власти, в моих же венах бесилось адское пламя.

— Что еще ты увидел? — требовательно спросил я.

— Сожженную деревню, близ провинциальной церкви, куда направили служкой разжалованного дворянина. Я видел отчаяние того, кто имел все и всего лишился, видел ночь и огонь, который ты изверг на головы спящих, на крыши их домов и засеянные поля…

— Ты все знал, — я был поражен тем, что услышал и сказал первое, что пришло мне на ум. — Негодяй! Ты обвиняешь крестьян в колдовстве, а не дьявола в поджоге там, где виновны совсем не они.