Шрифт:
— Живешь в Лондоне всего ничего, а уже забыл про русское гостеприимство.
Этот цирк начал порядком раздражать.
— Скажи спасибо, что я не вышвырнул тебя сразу, — сказал ему, — говори.
Дар поднялся с дивана и, опустив взгляд, поправил манжеты своей рубашки. Затем посмотрел на меня и поднял руки вверх.
— Хорошо, хорошо. А то твоя баба там уже, наверное, на менжу изошла.
Я стиснул зубы, стараясь удержаться от того, чтобы не впечатать кулак в его лицо. Я не хотел драки. Не в этом месте и не сейчас.
— Мне нужна информация, — проговорил он уже совсем другим тоном.
Теперь Дарманян был серьезен. Взгляд потемнел, и он смотрел на меня, будто не видя. Я не мог понять, какого рода информация требуется от меня. Ведь все, что было нужно ему, я предоставил еще тогда.
— Ты о чем? — спросил его, — и с чего ты взял, что я помогу тебе?
Ублюдок засмеялся.
Он прошел к окну и достал сигареты из кармана. Молча прикурил и, затянувшись, медленно выпустил дым, не глядя в мою сторону.
— Кто-то здесь вел речь о помощи, Франц?
Он резко повернулся в мою сторону и на мой вопросительный взгляд продолжил.
— Мне нужна от тебя небольшая… услуга, считай это возвращением старого долга.
И тогда я не выдержал. Секунда, и я вскочил с кресла, метнулся к нему и впечатал в стену, схватив за лацканы пиджака.
— Я ничего тебе не должен, — клокочущим от эмоций голосом выплюнул ему в лицо.
Встряхнул ублюдка, а он, к моему удивлению, даже не сопротивлялся. Дар снисходительно улыбался мне, словно нерадивому ребенку.
— Ну же, Антон, неужели ты не помнишь?
Лишь после этого он стряхнул мои руки с себя и оттолкнул. Спокойно затянулся сигаретой и приподнял в удивлении бровь.
— Я помню, — ответил ему, — помню, мать твою, что мой долг тебе отдан. Я сделал то, что ты требовал от меня. Таков был уговор.
Дар вернулся к дивану и уселся на него, предварительно затушив сигарету в ближайшей пепельнице. Его спокойствие действовало на нервы. Я чувствовал, что еще немного и могу сорваться. Но я не мог себе этого позволить. Мысль о том, что в соседней комнате сходит с ума от неизвестности Надежда, сводила с ума. Я снова подставил ее. Снова мое прошлое не дает покоя.
— Если у тебя такая отменная память, то ты должен помнить, что я обещал тебе свободу, — продолжил Роман, как ни в чем не бывало, — и я тебе ее дал.
Я начал закипать. Хуже всего эта неизвестность, когда ты не хрена не понимаешь. Как бы ни пытался.
— Тогда какого черта ты вернулся и просишь меня об услуге?
— Потому что я так решил, — ответил он, — этого достаточно.
Чтобы успокоиться, я сделал глубокий вдох. Понимал, что сразу он не выдаст мне всех карт. Но терпение уже было на исходе.
*
Десять месяцев назад…
В кабинете стоял удушливый запах от хреновой тучи выкуренных сигарет. Мы сидели уже больше трех часов, согласовывая окончательные детали разработанного Даром плана.
— Допустим, я смогу это доказать, — отвечаю ему на очередную безумную идею, — но где гарантии, что общак пойдет за тобой? На стороне твоего отца сейчас большинство.
Дар ухмыляется и говорит в своей расслабленной манере.
— Мне и не нужно большинство, достаточно убедить лишь одного человека.
Весь его план не имел смысла. Я мог лишь догадываться о том, какие причины движут им, и почему он так маниакально настроен свергнуть своего отца. Растоптать и уничтожить, не испытывая при этом ни капли угрызений совести.
— Того, что я уже раздобыл, тебе недостаточно? — говорю ему, — ты уже можешь идти с этим на Совет. Черт возьми, официально, ты — Смотрящий, никто не посмеет пойти против тебя.
Дар засмеялся, но этот смех не коснулся глаз. В них горел огонь мести и желание идти до конца.
— Не смеши меня, Франц, — сказал он тихим голосом, — мы оба знаем расстановку сил. Это лишь временная блажь моего старика. Ему нужно было уйти в тень, оставаясь при этом во главе всей шайки.
Я не стал спорить. После того, как мы с Даром заключили наше соглашение, он ввел меня в курс дела и разъяснил те нюансы, которые никак не желали сходиться в моей голове. Почему его отец так просто отдал бразды правления, при том, что во время пребывания сына в тюрьме, он о нем даже не вспоминал? Конфликт отца и сына перерос в нечто большее, в то, что задело всех нас.