Шрифт:
И опять он смотрит давешним взглядом. Даже такие же слезы в опущенных к полу глазах. Говорит почти шепотом:
— Нет, Феечка, я не буду без тебя.
7 августа
Наконец сегодня получена посылка.
Мама послала ее на мое имя, на почтамт. Получила на службе и принесла в канцелярию.
Сразу же окружили все наши:
— Фейка, Фейка, с чем она?
— Наверное, с пирогами!
— Нет, кажется, с маслом.
— Фейка, вскрой же!
А у меня вдруг пробудилась жадность. Как же! Если вскрою, надо угощать всех. Самим мало останется. Раньше я не была такая. Когда мама приехала из деревни, угощала Лельку сухарями, даже сама предложила. А теперь стала жадная.
Говорю небрежно:
— Ну, какие там пироги и масло. Просто хлеб печеный, и больше ничего…
Отпросилась со службы и поскорее домой.
Еще только вхожу во двор, а кричу уже в отворенное окно:
— Борь, Борь, иди встречать! Посылка!
Не успела раздеться, а Боря, сразу порозовевший, взре зает холст и бормочет под нос:
— Ой, Фея, Фея, как хочется поскорее!
В посылке три хлебца. Один совсем маленький, другой — побольше, а третий — еще больше. Лукаво смотрю на Бориса и говорю:
— Это мама нарочно так сделала. Самый большой — папе, поменьше — мне, а самый маленький — тебе.
А он еще лукавее возражает:
— Нет, Фея, это просто так испеклось.
Разрезали самый маленький хлебец на три равные части и съели. Папина часть осталась и смотрит на меня, а я на нее.
Искоса взглядываю на Борю, а он уже приготовился и сразу поймал мой взор. Он смущенный, и я смущенная
Нерешительно говорю ему:
— Давай.
Но глазами говорю в то же время:
— Не надо, не надо! Нечестно.
Он, конечно, понимает безмолвную просьбу, но есть так хочется, и потом… Потом, у папы лишние полфунта.
— Я не знаю. Как хочешь… Давай…
Но я уже справилась с собою. Весело и громко отвечаю:
— Не стоит! Рассердится! А потом… потом, он ведь тоже голодный.
8 августа
На сегодня от вчерашней посылки не осталось и кусочка Но сегодня опять повезло.
Хлеба по карточкам не давали почти с половины июля. Все нет, нет и нет. А сегодня папа получил сразу за все дни. Входит с большим мешком за плечами и весь сияет:
— Радуйтесь, радуйтесь, ребятки, хлеба несу за все дни. Ох, устал даже тащивши…
И Боря, и я кричим в один голос:
— Сколько, сколько?
— 18 фунтов на всех.
— А нам-то, нам-то сколько?
— Вам 8 фунтов и мне 10.
Вот счастье-то ему— 10 фунтов одному, а нам на двоих 8, и лишние полфунта у него…
Но живо собираю обед. Села и заулыбалась. В руках нож, а на столе передо мной — целый хлебище. И у папы в руках нож. Тоже перед ним хлебище, и папа улыбается ему. Взглянула на Бориса, и тот улыбается, потирает ручки и бормочет:
— Поедим хлебца-то сейчас, поедим!
И вдруг замечаю, что в папином хлебище что-то маловато для 10 фунтов. С наслаждением режу свой хлеб и спрашиваю папу:
— Папочка, что-то у вас больно мало? Тут нет десяти фунтов.
Он говорит с улыбкой, совсем как у Бори:
— Да я, дурень этакий, получил хлеб и крепился, крепился, а потом и съел фунта с два еще на заводе.
У Бориса тоже вырывается с визгом:
— Ох, и мы сейчас поедим, поедим!..
Папа отрезал себе такой толстый кусок, что я даже залюбовалась. Прямо приятно сделалось, когда вспомнила, какие тоненькие ломтики он отрезал раньше. Господи, если бы всегда так!.. Папа бы не был тогда эгоистом. Хорошо бы было как!
А он жует свой толстый кусок беззубым ртом и говорит с ласковой улыбкой:
— Вот что, ребятки…
Мы оба перебиваем:
— А что, что такое, папочка?
— Да вот что. Вы уж сегодня не жалейте, досыта ешьте. А завтра-то уж распределяйте. К утру кусочек, и к вечеру кусочек. Вот как я.
— Мм-да, мм-да, мм-да…
За несчастной похлебкой съели с Борисом фунта по два хлеба. После обеда папа на радостях посылает в чайную. Против обыкновения нужно взять по две порции чаю и по две конфетки… Ведь хлеба много, и можно много пить чаю…