Так и вышло, что жили две Евтихии в одном теле.

Однако пернатая девчонка муху отпустила, а есть-то ей хочется. Морфос незаметно вырастил несколько кустиков черники в пазухах скал, что повыше над водой. Полюбовался, а потом решил таки обозначить свое присутствие:

– Кхммм...

– Что? Кто здесь...?
– запаниковала птичка и заметалась по пещере.

– Тише, тише, милая. Это всего лишь я старый Морфос, - он даже показал ей свое лицо из стены, чтобы не боялась.

Обе Евтихии обомлели, голубка на всякий случай, а вот девушка знала, кто им явился. Ей Нириель рассказывал. Она сразу же пригнула головку и зачирикала:

– Ой, простите, уважаемый Морфос, я, наверное, Вас разбудила, простите... я сейчас уйду.

– Успокойся девочка. Вернее, обе вы успокойтесь. Мне приятно, что вы здесь.

И тут в маленькой голубкиной головке произошел оживленный разговор. Птица Евтихия расправила перышки и шикнула на девчонку:

– Видишь, какой симпатичный дедушка, и совсем на нас не сердится.

– Ты хоть знаешь, кто это?
– зашептала девушка Евтихия,

– Нет, но он мне нравится.

Морфос просто расхохотался так, что стены заходили ходуном:

– Вы обе мне нравитесь! Даже не знаю, которая больше!

Потом покачал головой и спросил:

– Не желаете ли спелых ягод?

– Ягод...?
– обе спросили в один голос.

– Посмотрите, там снаружи вроде растет что-то.

Дважды повторять не пришлось. Голубка тут же метнулась наружу. В такие моменты они удивительным образом объединялись, становясь одной личностью. Ягоды любили обе, и никого не смутило, что сезон ягод прошел давным давно. Морфос смотрел, как она лакомится. Смешная, вся вывозилась соком, как дитя. Евтихия наелась так, что даже округлилась, все-таки у птички проскакивали вполне птичьи привычки.

– Ну что? Вкусно?

– Вкусно, спасибо.

– А чего притихла?

– А...

– Ну, говори уже.

– Я... думаю... как там Алексиор... Я вот наелась, а как он?

– Как он? Сейчас попробуем...
– пробормотал древний дух земли.

Морфос потянулся к тому, другому берегу, куда уходили по дну скальные пласты. Давненько он туда не заглядывал...

Через несколько минут дух земли вернулся и проговорил:

– Нормально твой парень. Жив, здоров. В тюрьме сидит.

– Что?!
– заволновалась Евтихия.

– Все с ним хорошо. Твой подарок неплохо справляется.

Голубка облегченно выдохнула:

– Спасибо.

– А знаешь ли ты, что подарила наследнику?

– Нириель сказал, что это чешуйка морского дракона. Древний артефакт. Символ власти Страны морского берега.

– А знаешь ли историю, как это произошло?

– Нет...

Морфос приподнял брови, легко вздохнул и с видимым удовольствием произнес:

– Тогда я тебе расскажу. Завтра.

Простодушная птица уже хотела было чирикнуть: 'Почему не сегодня?'

Но девица Евтихия была воспитана при дворе, она вовремя среагировала и остановила подружку.

Древнему стало смешно, так, негромко посмеиваясь, он и исчез.

– А почему не сегодня?!
– птица все же высказалась.

– Имей терпение, подруга, терпение. Не забывай, что он древнейший дух земли, его нельзя торопить. Уже одно то, что он говорит с нами, великая честь.

– Ну ладно. Но я же умру от любопытства!

– Дорогуша, и как ты жила до меня?

– Ой, не знаю... Наверное, очень скучно?

И обе рассмеялись.

Еще смех не замер, как Евтихия внезапно ушла в себя, и проговорила, глядя в сторону входа:

– Господи, как я тревожусь за брата и остальных...

– Ты сделала все, что могла, ответила ей пернатая подруга.

Но все равно беспокойство мучило девушку, еще и угрызения совести, что, думая об Алексиоре, забыла остальных, а поскольку теперь и душа, и жизнь у них была одна на двоих, значит и птицу.

Удивительное из них получилось создание. Обе от такого превращения приобрели многое, и многое потеряли. Девушка умерла как человек, и навсегда утратила возможность вернуться в человеческий облик, но зато обрела зрение и способность летать. А птица потеряла покой и сон (с птичьей точки зрения), зато получила возможность говорить и лучшую в мире подругу и собеседницу.

Они еще не знали об этом, но теперь, став единым целым, обрели долгую-долгую жизнь. И еще один чудесный дар Создателя - молодость. За удивительную доброту их, и за самоотверженность.