Шрифт:
Старушка молчала в нерешительности.
— Поймите, вряд ли я так скоро попаду в Россию. Может быть, опять через двадцать лет…
Эта грустная шутка возымела свое действие. В конце концов, брат может рассердиться на сестру и за то, что она не исполнила желания знаменитой гостьи.
Старушка вышла в другую комнату и вскоре вернулась с альбомом в руках.
Она зажгла свечу, хотя за окнами было светло, как днем, и поставила ее перед Кларой.
— Вот, — сказала она, — это рисунки последних лет. А это он сделал недавно.
Рисунки были выполнены не совсем профессиональной рукой. Но дух Шумана угадывался во всем. Клара узнала «Двух гренадеров», и «Солдата», и «Братьев-призраков», осужденных и после смерти биться друг с другом на поединке [52] …
«На взморье вечером». Да, вот и это: закат бросает красный отблеск на лицо рассказчика…
Были тут и рисунки ко всему «Детскому альбому». Десять счастливых лет проходили перед Кларой.
Она перевернула страницу и увидала новый рисунок. А наверху надпись: «Вечер». У открытого окна сидит молодая девушка и смотрит на небо. А на небе, уже потемневшем, ярко и четко выделяется Большая Медведица — семь крупных звезд. На лице девушки напряженное ожидание и вера. Можно подумать, что она сказала возлюбленному перед разлукой: «В день моего рождения, когда покажутся звезды, взгляни на Большую Медведицу. И я тоже взгляну…»
52
Романсы Шумана.
Клара долго рассматривала альбом. Перелистывала и вновь возвращалась к «Вечеру». Хозяйка сидела поодаль.
Наконец Клара поднялась.
— Благодарю вас, — сказала она. — Вы доставили мне большую радость.
— Как жаль, что вы не застали брата! Он будет в отчаянии.
— Да, мне не повезло, — ответила Клара. — Кто знает, может быть, он и согласился бы подарить мне один из этих рисунков.
— Мой брат очень дорожит ими, — сказала сестра художника, — но вы… у вас, конечно, есть права. Жена гения, знаменитая артистка…
— Совсем не потому, — сказала Клара, — а потому что его попросила бы не знаменитая артистка, а бедная девочка, которая смотрела на Большую Медведицу.
Она простилась и ушла.
Глава восемнадцатая. О прошлом и будущем
Благодаря долголетию, посланному мне судьбой, я имел возможность в прошлом, восемьдесят восьмом году присутствовать на замечательном празднике музыки — на Лейпцигском фестивале. Давно уже в нашем городе не было так многолюдно. Съехалось много музыкантов и просто любителей, чтобы услыхать музыку Чайковского, Грига, Дворжака, Сен-Санса. Среди этих прославленных был и Брамс.
Мне как-то не удавалось прежде встречать его, но, по словам людей, знающих Брамса, никто не узнал бы в этом толстом, внушительном человеке худенького, робкого мальчика, который некогда приезжал к Шуману в Дюссельдорф.
Теперь ему было пятьдесят пять. Будучи ровно на двадцать лет старше, я мог бы и не заметить в Брамсе признаков так называемого позднего возраста. Но даже мне он показался пожилым, сам не знаю почему.
Первый день фестиваля кончился поздно. Случилось так, что мы с Брамсом возвращались домой вместе. Гостиница, в которой он жил, была рядом с моим домом.
Во время утренней репетиции нас познакомил Эдвард Григ; вечером исполнялся его квартет, вызвавший всеобщее восхищение.
— Какой замечательный! — сказал я о Григе. — И человек и художник — все в нем чудесно.
— Да, — ответил Брамс, — он симпатичный.
— А его жена! Тоже удивительная женщина. И артистка…
Брамс кивнул.
— И как они подходят друг к другу!
— Да…
— Подумать только, как наша судьба зависит от случая, — продолжал я. — Можно и не встретить ту, с которой непременно будешь счастлив. А ведь она где-нибудь… была!
— Я, например, не женился, — неожиданно заговорил Брамс, — оттого, что в двадцать лет встретил женщину, которая не могла стать моей женой. Но все-таки встретил.
— Она была не свободна?
— Она и теперь не свободна.
Мы шли по пустынному Лейпцигу. Я представил себе пожилую почтенную даму, замужнюю, в счастливом окружении детей, а может быть, и внуков. Брамс, как друг этой семьи, вероятно, часто навещает ее.
— Чужая душа — потемки, — снова заговорил Брамс. — Когда эта женщина овдовела, я не сразу, конечно, а через год предложил ей руку. И предлагал много раз. Ей было приятно мое общество. Она даже говорила, что оно ей необходимо. Но всегда отказывалась выйти за меня, якобы потому, что старше на четырнадцать лет.
«Слишком определенно, дружище», — подумал я.
— Конечно, я был молод, — продолжал Брамс, — и многого не понимал. Разница лет не препятствие. Мои родители тоже… Мать была значительно старше отца. И они долго прожили вместе.
Снова он замолчал.
— Но она действительно не свободна. Верна человеку, которого нет на свете… более тридцати лет.
Бывает, что и самые скрытные люди чувствуют потребность высказаться.
— Одно время я сватался к ее дочери. Сходство было большое…