Сейчас Джамиле шла попрощаться с Ляйляк-баем, чтобы поехать к отцу, ставшему командиром одной из частей действующей армии. Втайне Джамиле надеялась принять непосредственное участие в боевых действиях.

Нельзя сказать, чтобы она любила своего деда. Он казался ей странным, непонятным и таинственным. Но она уважала его.

Во дворе усадьбы Джамиле встретила тетка — старшая дочь Ляйляк-бая. Она обняла девушку за плечи и заговорила ласково:

— С какой радостью я смотрю всегда на тебя, бутончик ты мой! Была бы жива сестра, как бы она любовалась и гордилась тобой! Твоя мама была лучше всех нас, ее сестер… Мы все — тихие, покорные, а она самому Ибрагим-беку дала пощечину. Из-за этого и твой дед… Впрочем, я болтаю и сама не понимаю что. Пойдем поскорее в дом.

— Как здоровье дедушки?

— С ума сошел твой дед — на старости лет ускакал с молодыми джигитами смотреть Темир-Тепе. Как это говорится?.. На экскурсию.

— И давно?

— Да с час назад. Говорили, будто из города кто-то там будет, начальник какой-то… Толком-то я не поняла, знаешь, какие порядки в нашем доме…

— Очень мило со стороны дедушки, — обиженным голосом пропела Джамиле. — Пригласил внучку в гости, а сам уехал. И сколько раз просила я его показать мне эти развалины, так и не собрался, а для чужих — пожалуйста!

Тетка, как могла, успокаивала племянницу: усадив ее на ковер, угощала халвой, пробовала заинтересовать ее скудными новостями семейного быта, потом засуетилась, приготовляя завтрак. Джамиле угрюмо молчала, а потом вдруг вскочила со словами:

— Не надо завтрака. Дай мне чего-нибудь в дорогу, и я поскачу к Темир-Тепе. Я догоню дедушку. Послезавтра я ведь совсем покидаю эти места, и если не увижу Темир-Тепе сегодня, то, может быть, не увижу никогда…

Тетка начала было отговаривать ее, но Джамиле и слушать не хотела. Тогда тетка махнула рукой и принялась помогать девушке. Джамиле быстро переоделась для верховой езды. Теперь на ней были шаровары, в которых она обычно ходила на уроки физкультуры, на ногах — мягкие, легкие, как чулки, остроносые ичиги. Легкая блузка и жилет завершали костюм.

Вдвоем они быстро оседлали коня. Вокруг собрались проснувшиеся домочадцы Ляйляк-бая: тетки, двоюродные братишки и сестренки. Все смотрели на Джамиле с восхищением и завистью. Разве бы кто из них посмел так самовольно поехать за суровым Ляйляк-баем? А Джамиле — они были уверены — старик будет только рад.

Ляйляк-бай любил коней и понимал в них толк. Кони его были хороши. Когда Джамиле вскочила на своего скакуна, тетка только руками всплеснула. Истый джигит! Такой наездницей конь мог гордиться. Глаза Джамиле, как большие черносливы, искрились радостью предстоящей скачки. Она приветливо махнула всем рукой и рысью выехала со двора.

О месте, где расположены развалины Темир-Тепе, девушка знала приблизительно, но нисколько не сомневалась, что найдет их. Покинув «Кызыл-Аскер», она километров пять скакала вдоль железной дороги, потом свернула к руслу пересохшей реки. Русло уходило в степь. Она помнит — дед говорил ей, — если придерживаться направления этого русла, то можно без ошибки попасть к Темир-Тепе. От «Кызыл-Аскера» до развалин старой крепости считают сорок километров. Джигиты, наверно, едут легкой рысью, а Джамиле будет нестись вскачь. Приутомится конь, она даст ему немножко отдохнуть и опять погонит во весь дух. Должна нагнать километров через тридцать.

На полпути встретила колодец. Около были свежие следы. Все хорошо Следы подходили к колодцу под углом к ее пути. Всадники шли по прямой — через степь, а не вдоль сухого русла, как она.

Напоив коня и чуть отдохнув, Джамиле поскакала следом, и к середине дня на горизонте обозначились очертания заброшенной крепости. Она вставала как видение из старинной сказки: полуразрушенные стены, за ними купол мечети, стройный минарет. Ближе, ближе… Из провала в стене выехали всадники. У Джамиле было острое зрение, и она за километр различила полосатый халат Ляйляк-бая. С ним было еще пятеро. Один из всадников отделился от этого небольшого отряда и, пустив коня в галоп, поскакал к ней навстречу. Когда он приблизился, Джамиле узнала своего двоюродного брата Уразум-бая…

Полеты должны были состояться во вторую смену, поэтому Нина хорошо выспалась, включив радио, сделала физзарядку, приняла душ, надела комбинезон и заглянула к Дремову. Тот встал много раньше и занимался прокладкой маршрута. По ковру Нина на цыпочках подкралась к нему и зажала глаза ладонями. Дремов замотал головой.

— Нинка, пусти!

— А почему ты знаешь, что это я? Это не я.

— Больше никто так глупить не умеет.

— Спасибо… Я обиделась.

— Обиделась? Тогда придется сказать правду. Я узнал тебя по рукам… Разве есть еще у кого-нибудь такие нежные руки?

— Говори, Васенька, говори, мне это очень нравится…

— Нравится? Тогда слушай еще приятную вещь. Командир хочет, чтобы сегодня мы летали с полной нагрузкой. На этом нашей инструкторской тренировке конец. Завтра выходной, а послезавтра начнем наземную подготовку с курсантами к учебным полетам…

Нина захлопала в ладоши.

— … А завтра, — продолжал Дремов, — раз уж выходной, поедем вместе в город, сходим в кино или в театр. Помнишь, как до войны?

— Не расстраивай!

— Мы бы уже были мужем и женой…