В декрете говорилось: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления».

Через полгода, 5 сентября 1918 года, Совнарком декретом «О красном терроре» расширил права ВЧК: теперь она могла выносить постановления о мере наказания «классовым врагам», заключая их в места лишения свободы36. Как видим, это постановление разрешало ВЧК репрессировать людей не за какие-либо противоправные деяния, поступки, а лишь за принадлежность к «враждебному» классу. Понятно, что это положение открывало возможность беспредельного произвола в отношении широчайших масс жителей советской страны.

В феврале 1922 года ВЧК была упразднена, а ее карательные функции ВЦИК возложил на новый орган — Государственное политическое управление (ГПУ) Народного комиссариата внутренних дел РСФСР (НКВД). 16 октября 1922 года ВЦИК специальным постановлением предоставил и этому карательному органу — ГПУ право внесудебной расправы: деятелей «антисоветских политических партий» разрешалось заключать в лагеря принудительных работ или высылать. Такие решения принимала коллегия ГПУ, а с 1924 года (после того как ГПУ стало называться ОГПУ) — еще и более узкий состав штатных работников этой организации, так называемое Особое совещание ОГПУ (сокращенно: ОСО).

Практика внесудебных репрессий лишала обвиняемого возможности защиты в суде и снимало с ОГПУ всякую ответственность за ошибки в ходе следствия.

Как мы видели, политические заключенные, которых Берзин привез в Нагаево в феврале 1932 года, были репрессированы в большинстве именно таким способом — без суда: постановлением коллегии или ОСО ОГПУ.

Однако, как мы тоже отметили, таких заключенных Берзин по прибытии в Нагаево назначил на инженерные должности, то есть явно улучшил их производственные условия. Фактически он дал им возможность не погибнуть от тяжелого физического труда на открытом воздухе. На наш взгляд, здесь проявились определенные противоречия в интересах двух категорий работников ОГПУ. Первые — служащие цен трального аппарата и его подразделений на местах, занимавшиеся поиском «классовых врагов» и принятием решений об их наказании. Эти работники ОГПУ были заинтересованы в создании картины массового «вражеского» населения страны. В этом случае работа ОГПУ оказывалась крайне необходимой для функционирования общества и «построения социализма».

Вторая группа чекистов — те, кому поручалась хозяйственная деятельность, а в качестве рабочей силы им выделялись заключенные «враги», уже выявленные первой группой работников ОГПУ. Берзин как директор треста был заинтересован, в первую очередь, в выполнении хозяйственных задач, поставленных перед Дальстроем. Но вольнонаемных специалистов в достаточном количестве ему не дали, и он, хорошо понимая, что большинство политических заключенных репрессировано без серьезных оснований и не является никакими «врагами», посчитал возможным в интересах дела использовать их по специальности.

Такой опыт у Берзина, правда, в небольшом объеме, уже был: по специальности он начал использовать заключенных — инженеров и служащих еще на строительстве Вишерского химкомбината. Кое-кто из них к 1932 году был уже освобожден, и Берзин взял с собой этих проверенных в деле людей — в Нагаево.

Чтобы не сложилось искаженного представления о заключенных в Дальстрое, сразу следует сказать еще и вот о чем. В составе группы заключенных более половины являлись вовсе не «политическими», а уголовниками и осужденными по бытовым статьям. Подобным было соотношение тех и других и на последующих этапах.

Таковы были установленные правила и практика функционирования исправительно-трудовых лагерей: политические содержались вместе с уголовными, в общих зонах, в одних и тех же бараках или палатках. Для такого решения у карательных органов были веские основания: с помощью уголовного элемента можно было гораздо проще и легче, без особых усилий со стороны охраны лагеря, держать политических в постоянном страхе перед издевательствами и насилием со стороны уголовников. А следовательно, легче управлять ими.

Правда, эти проблемы еще не стояли перед Берзиным в феврале 1932 года, когда он привез в Нагаево чуть больше ста заключенных и решил на первых порах обойтись без лагеря. В организационный период в Дальстрое остро не хватало не только вольнонаемных специалистов, но и обслуживающего персонала.

Поэтому уже в марте приказом по тресту несколько заключенных — уголовников и осужденных по бытовым статьям директор треста включил в штат Нагаевской больницы и назначил на должности дворника, водовоза, сторожа37. Такое использование заключенных он практиковал и позже.

Одной из причин, по которым Берзин мог обойтись без лагеря в первые педели после прибытия в Нагаево, была недорешенность организационных вопросов этой особой сферы Дальстроя.

Ведь постановление СТО № 516 вообще обходило эти вопросы, постановление Политбюро № 75 лишь в общих словах поручило Ягоде создать «специальный аппарат», — то есть лагеря, для обслуживания Дальстроя. К февралю такой лагерь еще не был создан. Лишь 1 апреля 1932 года заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода подписал приказ: