А старик с чувством юмора. Сколько ему? За сотню? Со временем научился смотреть на мир с долей иронии и здорового цинизма?

– К Мерлину Поттера!
– отмахиваюсь, - Я здесь за своей палочкой!

Старик пошел к стеллажам, вытаскивая коробочки с палочками, а заодно закончил свою мысль.

– Палочка выбрала мистера Поттера, как когда-то другая палочка выбрала Того-чье-имя-не-называют.

– Что лишь подтверждает тот факт, что Темный Лорд когда-то тоже был простым парнем, писавшим в штаны и подглядывавшим за девочками.

– Конечно!
– отозвался Олливандер.
– Великими не рождаются. Великими становятся. Но одни становятся великими благодаря. А другие - вопреки.

На прилавке появилось два десятка коробочек, которые он начал открывать. Не дожидаясь приглашения, взял первую палочку.

– Ни один по-настоящему великий человек никогда не считает себя великим, - взмах.
– Люмос.

Тяжело считать себя великим, когда смотришь на покрытые кровью руки. Нельзя изменить мир к лучшему, не закопав попутно несколько десятков тысяч человек. Сияние с кончика палочки неровное, и ощущения такие, будто хочешь пописать на улице в мороз. Вроде и хочется, но агрегат к этому совсем не готов. Коротким броском возвращаю палочку в коробку. Следующая.

– Очень хорошее заключение для волшебника вашего возраста.

– Я много читаю, - взмах.
– Люмос.

Заклинание срабатывает, но неохотно. Возвращаю в коробку и беру следующую.

– И где же вы это прочитали, мистер Уизли?

– Это высказывание принадлежит Уильяму Хэзлитту, писателю, жившему на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков.

– Он был маглом?

Взмах.

– Люмос, - слишком ярко, нестабильно, не то.
– Да, но некоторые его высказывания я нашел в литературе волшебников того времени.

Фред изобразил сон, закинул голову и даже готов был пустить слюну. Зрелище казалось ему скучным. А вот Джордж спокойно ждал. Хей! Не такие уж братья и одинаковые.

– Это все не то...

Я провел ладонью над открытыми коробочками, но ни к одной из палочек рука не потянулась. Может, я много хочу? В конечном итоге, палочка - это всего лишь палочка. Может мне больше подходит другой инструмент? Жезлы окончательно вышли из моды всего-то четыреста лет назад. Посохи - чуть меньше восьмисот. Если сравнивать посох, жезл, он же трость, и палочку, то это как сравнивать цвайхендер, катану и шпагу. Посохом, конечно, можно долбануть - будь здоров. Он пропускает в разы больше энергии, снижая нагрузку на заклинателя. Гриффиндор, который Годрик, с помощью посоха лесной пожар в несколько гектаров с одного каста погасил. Факт. Но ничего сколько-нибудь изящного посохом не родить. Та же "алохомора" в исполнении посоха вынесет с корнем дверь. Зато не спасут обычные контрзаклятия, их снесет сырой силой. Жезлы не так неповоротливы и куда более изящны, но не прижились. Они требуют от волшебника куда большего мастерства, чем посохи и палочки. Там и жесты сложнее, и заклинания более сложные и глубокие. Я не зря сравнил их с катанами. Мастер, владеющий жезлом, среднестатистического пользователя палочки... нет, среднего боевого мага с палочкой скрутит в бараний рог одним или двумя движениями. Но, как и в случае со шпагой, мастер с палочкой все же обладает большим спектром возможностей, и, в независимости от мастерства мага с жезлом, одержит верх.

– Может мне подыскать себе жезл? Плевать, что вышло из моды, зато они куда более универсальны...
– задумчиво произнес я.

– О! Мистер Уизли. Поверьте опытному в этом деле магу, жезлы были плохой идеей. Моя семья изготавливает волшебные палочки с триста восемьдесят второго года до нашей эры, и...

Хмыкаю.

– Мистер Олливандер, не надо мне лапшу на уши вешать. В четвертом веке до нашей эры до островов даже римляне еще не добрались. А местные аборигены жили в полуземлянках, полу хижинах, и только снаружи поселения обносили камнем. Они не то, что палочку, посох с сердцевиной сделать не смогли бы. Палку от магического древа оторвал, череп сверху насадил - вот и посох. И сами римляне однозначно пользовались посохами, в каждой манипуле, а позже когорте их легиона стоял маг с посохом, заканчивающимся орлом на вершине древка. Палочки они начали создавать уже к закату своей империи.

Вполне общедоступная информация, кстати. Достаточно лишь сопоставить магловскую историю с историей самих волшебников, и вытряхнуть весь мусор. Олливандер несколько секунд смотрел на меня, а затем кивнул.

– Очень грубое, но в целом верное заявление. Первые магические палочки делались без сердцевины. Это были грубо обработанные ветви, пропитанные различными составами. И пользовались ими исключительно волшебницы. Мужчины маги предпочитали посохи, которые легко было использовать, как дубинку. А если череп принадлежал единорогу, то мог сойти за отличный наконечник копья.

Киваю.

– Ага, только не рассказывать современным напыщенным петухам, что в их руках женский облегченный вариант посохов.

Старик развел руками, молчаливо соглашаясь со мной, и ушел искать палочку. Элис на моем плече завозилась, и, достав ей из кармана ягоду, я глянул на боковой стол, где лежала еще одна коробка. Подошел, заглянул внутрь.

– Эбоний или черное дерево, тринадцать дюймов, сердцевина - жилы из сердца дракона, - сообщил мне Олливандер.
– слишком длинная, слишком тяжелая и слишком твердая. Я бы даже сказал, слишком грубая.

Эбонит? А не эбонет? Я протянул руку, но не дотянулся до палочки. Рукоять сама подпрыгнула мне в ладонь, когда рука была уже над коробкой. Я тут же перехватил действительно тяжеловатую палочку. Не держал ее всей ладонью, а лишь пальцами... рукоять легла на большой палец, указательный удерживал ее сверху, эбонит лег на средний палец. Как карандаш в расслабленной руке. Нет, как сигару. Короткий взмах, и приказ:

– Люмос!

Магазин заполнился ровным светом. Свет шел не с острия палочки, он просто заполнил пыльный магазинчик.