— Мальчишкой и девушкой займусь я, или ты не слышал, что я сказал? Я, только я, и никто другой. Сечешь?

Гран-Луи переступил с ноги на ногу.

— Нет, — твердо заявил он.

В комнате воцарилась тишина. Гран-Луи посягнул на авторитет Бертини, и теперь все молча ждали, как будут развиваться события.

Лицо Бертини побледнело.

— Какая муха укусила тебя, парень? Ты что, решил поспорить со мной? — спросил он свистящим шепотом.

— Я никому не прекословлю. Я просто не хочу, чтобы их убили, — ответил Гран-Луи.

— Не хочешь, чтобы их убили? — переспросил Тони. — А разве здесь кто-нибудь говорит об убийстве?

— А ты задай этот вопрос Бертини, — буркнул Гран-Луи.

— Это так, Бертини? — спросил Тони у корсиканца.

Бертини колебался не дольше секунды. Гран-Луи, не спускавший с него глаз, явно был начеку. Бертини умел расправляться с непокорными, но следовало ли сейчас идти на крайние меры? Может быть, туповатый Гран-Луи просто не осознает, какие ставки сделаны в этой игре? Он пожал плечами, достал сигарету, неторопливо закурил и, затянувшись, заставил себя успокоиться.

— Я думаю, нам следует поговорить спокойно, — сказал он. — Как вы считаете, что произойдет, когда мальчишкой и англичанкой займется полиция?

— Они выложат все, — сказал Тони.

— Вот именно! Они выложат все. Расскажут, как их похитили, куда отвезли, что они видели и слышали, когда сидели в этом подвале. Они опишут всех вас, а после этого легавым хватит четверти часа, чтобы найти ваши фотографии и сунуть их под нос мальчишке и его гувернантке. И эта пара тут же заорет в один голос: «Да, да, месье комиссар! Конечно же, это они, те самые подлые негодяи!» Так что не пройдет и двадцати четырех часов, как все флики Парижа бросятся на охоту за вами.

— А ведь он прав, парни. — Паоло потер свой искалеченный нос.

— Конечно, прав, — продолжал Бертини. — То, что они заложат нас, ясно, как день!

— Все это так, но если они будут убиты, нам грозит вышка, — колеблясь, заметил Тони.

— Если они будут убиты, то не смогут заложить нас. А без их показаний до нас никто никогда не доберется. Ведь нет никаких следов, которые вели бы к нам. У них нет ничего против нас! Только этот мальчишка и англичанка могут нас закопать.

Тони растерянно теребил мочку своего уха.

— Послушай, — обратился он к корсиканцу, — но ведь мы об этом не договаривались. Это не было обговорено с самого начала…

— А сейчас обстоятельства вынуждают нас поступить именно так, — прервал его Бертини. — Если они останутся в живых, пропадем мы все. И если ты думаешь, что мне нравится то, что мне предстоит сделать, то ты ошибаешься. Однако сделать это надо!

— Он прав, — поддержал Бертини Паоло. — Он рассуждает разумно.

Щеки Гран-Луи слегка покраснели.

— Плевал я на то, разумно это или нет, но он их не убьет! — повысил он голос.

— Послушай, приятель, — обратился Паоло к Гран-Луи, — ты должен понять…

— И понимать тут нечего! — прервал его Гран-Луи, лицо которого все сильнее заливала краска, что случалось всегда, когда его одолевал гнев. — Я не хочу, чтобы он причинил зло ребенку и девушке. Не хочу, и точка!

Тони, лучше других знавший Гран-Луи, счел за лучшее податься в сторону. Уж он-то знал, что может натворить этот гигант в приступе ярости. Несколько раз ему довелось присутствовать при таких извержениях, и он видел их результаты.

— Не надо сердиться, парень, — примирительно сказал он. — Ведь мы только разговариваем…

— А я и разговаривать не хочу о таких мерзостях! — воинственно протрубил Гран-Луи. Он сопел, как бык, увидевший на арене перед собой матадора. — Нужно быть безумной скотиной, чтобы желать смерти восьмилетнему пареньку! Это говорю вам я, Гран-Луи. И вы считаете себя мужчинами? Да вы трусливые звери!

Последние слова Гран-Луи чувствительно задели Бертини, и он совершил ошибку, понадеявшись на свой авторитет. Он шагнул к задыхающемуся от гнева Гран-Луи, не обращая внимания на его горящие глаза и вздувшиеся на шее вены.

— Тогда послушай, что я тебе сейчас скажу. Ты не большой парень, а большой болван. И ты надоел нам до тошноты. Сваливай отсюда, если уж ты такой чувствительный. Катись ко всем чертям, только побыстрее, если не хочешь, чтобы я вышиб тебя отсюда коленкой под зад!

Все это было сказано сухо и непререкаемо, как говорит начальник, отчитывая подчиненного. Бертини считал себя вправе так говорить, он привык к послушанию. И не обратил внимания на то, что минуту назад багровое лицо Гран-Луи побелело.