Шрифт:
– Хотите удрать, удирайте, но не по живым же людям!
– Живые так себя не ведут! – заметила я. – Мы просто хотим убедиться в том, что меценат мертв. Видишь ли, он просто обязан быть живым. Помоги Геночке освободить проезжую часть.
Психиатр обозвал нас шизофреничками, но Геннадия Львовича с дороги убрал. Как выяснилось, тот от неожиданного Наташкиного фортеля, споткнулся на выбоине в асфальте, которую сам же себе высветил фонариком.
Почти не пострадавший джип «Мицубиси» валялся в придорожной канаве на боку, соблюдая сомнительное равновесие. Зато два покореженных и залитых кровью тела в салоне не оставляли надежд на то, что у них в этой жизни лучшие времена еще впереди. Ощутимо воняло бензином. Я подумала, что мы поторопились спасаться. До Джин-Тоника погибшие бы не добрались. Тем более до водителя «скорой», удачно избежавшего предстоящих пыток, дабы рассекретить место ее и нашего пребывания. Кто ж знал?! Впрочем, проблема с Лолитой еще оставалась.
Очередная машина запаса, старая иномарка Сергея, очевидно не один раз кувыркалась на дороге. В данный момент она уродливой железякой, похожей на длинную переломаную сигару, торчала вверх колесами. Наташка успела съязвить, что меценат поплатился за разнесенную вдребезги «Ямаху». В оплату вошло и очередное иностранное корыто. А главное, его жизнь. Но тут же спохватилась и категорично заявила, что самому Сергею и в самом деле необходимо выжить. Пусть хоть раз, как человек, отсидит положенный срок за свою яркую преступную деятельность.
Свет фар Наташкиной «Шкоды» был беспощаден. Меценат лежал на спине рядом с машиной. Едва ли его просто выбросило. Очевидно, после кульбитов был еще жив, если предпринял попытку выбраться через окно. Пугала не его неподвижная фигура, а лужа крови под ним.
– Он лицом вниз лежал, – услышала я над ухом тихий голос Сергея. – Скорчившись. Это мы его перевернули, думал, может… У него ребра внутрь вдавлены…
Наташка, поиздержавшись с запасом храбрости, тем не менее рискнула подойти к телу мецената поближе, таща меня за собой с горестными словами: «Допрыгался, голубчик…» На этом ее обращение к пострадавшему и закончилось, она резко присела и заорала:
– Ирка, он еще не совсем допрыгался! У него правая нога дергается. Дай Гене свой мобильник! Генка! Быстро звони своим ученикам. У Пашки еще есть шанс стать осужденным инвалидом!
– Дайте я пульс проверю, – сунулся к меценату Сергей, но Наталья его не подпустила:
– У него правая нога вместо пульса. И только попробуй вякнуть, что это агония! Ирка, волоки сюда аптечку, сейчас мы мецената насильно к жизни вернем – нашатырем. Между прочим, Сергей Юрьевич, есть такая статья в уголовном кодексе… Словом, будете сидеть вместе. Он за свое, а ты за неоказание ему помощи и оставление в опасности.
– Это я у вашего мецената пульса не уловил. И дыхания тоже, – виновато пояснил Геннадий Львович, нервно вращая мой мобильный телефон в разные стороны.
– А почему не профессионал-психиатр с медицинским уклоном?
Наташка пыталась отобрать у него телефон, он ловко уворачивался.
– Профессионал в это время головой в заднее колесо «Жигулей» бился и спрашивал у него, неужели Пашку Бог наказал, и так строго. Да дайте же мне, наконец, «скорую» вызвать!..
Через минуту мы пожалели, что вернули Пал Ильича в сознание. Он переплюнул Тоника своими сознательными воплями и стонами так, что стократно похужело всем. Ни на какие отвлеченные темы не реагировал – либо просил Серегу быть человеком и его пристрелить, либо орал на одной ноте и рычал от боли. Наташкин баралгин действовал слабо. Снотворного, увы, больше не имелось. Затем вопли поубавились, скорее всего, меценат немного притерпелся к боли. Он потребовал воды. Сергей воспротивился, сославшись на то, что не известен характер внутренних повреждений. Пал Ильич воспрял духом и из последних сил вопросил у Сергея, кто он такой вообще есть, чтобы отвечать запретом на его просьбы. Сергей в долгу не остался, начались старые обоюдные препирательства на тему «кто есть кто». Это помогло скоротать время и вселило надежду на то, что помирать меценату рановато.
Огни «скорой» на пустынном шоссе мы увидели издалека. Дежурный фельдшер откровенно удивился живучести пассажиров «Рено». Машина капитально повреждена, а у людей ни одной царапины. Затем удивился живучести Павла, который, после того как ему сделали несколько инъекций, вправили два вывиха и туго перебинтовали грудь, перестал орать и молча внимал речам фельдшера, говорившего, что так или иначе, а в больницу господину Воротникову ехать придется. Впрочем, если он решил покончить счеты с жизнью, то лучшего места, чем это, ему не найти. Глядишь, утром кто-нибудь случайно и переедет, только самому ему на это уже будет наплевать. После этих слов Паша потребовал подтвердить, что доставят его именно в городскую больницу Опухтина, а не тюремную. Получив подтверждение, радостно отправился на носилках в салон «скорой». Мы с Наташкой сунулись следом.
Последним в порядке очередности фельдшеру предъявили джип со всем его содержимым.
– Надеюсь, это все? – устало поинтересовался мужчина. – Ну, там моя помощь явно не нужна, да и крен у машины опасный. Сообщу в милицию, пусть приезжают с труповозкой и забирают. Хотя для спокойствия…
Он осторожно заскользил с обочины вниз. Рядом с ним спускался водитель «скорой», тащивший сумку с лекарствами. Следом семенил наш Геночка и убедительно просил не впутывать его и его машину в это дело. Она, бедняга, свое получила. Причем давно. А вот он – нет: правами еще не обзавелся…
– Да ладно вам, Геннадий Львович. Все давно знают вашу историю, даже гаишники, езжайте себе, куда направлялись, не видели мы вас здесь, – успокоил его водитель.
Пока мужская часть вынужденного собрания совещалась у джипа, мы с Наташкой успели скрасить Пал Ильичу минуты одиночества. Результат не замедлил сказаться. Радость в его глазах померкла и заменилась обреченностью.
Все это суетное время Тоник успешно проспала. Заодно и ту его часть, когда мы с Наташкой яростно защищали свое право на самоопределение. «Скорая» уже уехала, ожидалось прибытие следственной бригады и, как следствие, бессонная ночь вопросов и ответов, а что самое жуткое – ожидание всех этих неприятностей на узкой полосе дорожного полотна среди темного леса, да еще по соседству с покойниками из джипа. Как назло, небо ничем не отличалось от черного асфальта – ни одной звездочки, на которой можно было сосредоточиться и помечтать о хорошем.