Шрифт:
Действие второе
Второе действие происходит под одним из мостов через Евфрат, в самом сердце Вавилона. В невидимое небо вздымаются многоэтажные дома и дворцы. Оркестровая яма и в этом акте изображает Евфрат, свод моста перекинут через сцену из глубины, он виден в разрезе и снизу. Сверху доносится шум уличного движения огромного города. Грохочут древневавилонские трамваи, мелодично покрикивают носильщики паланкинов.
Слева и справа к берегу Евфрата ведет узкая лестница. Жилище Акки представляет собой хаотичное нагромождение самых разных предметов всех эпох. Саркофаги, негритянские идолы, царские троны, вавилонские велосипеды, автомобильные покрышки и т. п., все валяется в немыслимой грязи, сгнило, покрыто толстым слоем пыли. Над этой неразберихой в самом центре свода возвышается барельеф с головой Гильгамеша [21] . Рядом разорванные плакаты с призывами подать милостыню, на них наклеены белые полосы бумаги с надписью: «Сегодня последний срок». Справа, в стороне от свода, — очаг с котелком. Пол посыпан красным песком, усеян консервными банками, рукописями поэтов. Повсюду висят исписанные стихами пергаменты и глиняные таблички, короче говоря, создается впечатление, что действующие лица передвигаются на огромной мусорной свалке. Впереди справа в Евфрате купаются, кряхтя, какие-то закутанные в полотно фигуры, слева на саркофаге спят два грязных вавилонских уголовника — карманник Омар и взломщик Юсуф. Слева входят Акки и Курруби, оба в лохмотьях. У Акки за спиной мешок.
21
Гильгамеш — полулегендарный правитель г. Урука в Шумере (28 в. до н. э.), герой шумерского и аккадского эпосов, впоследствии обожествленный. Несмотря на исполинскую силу и многочисленные подвиги, Гильгамешу так и не удалось достичь бессмертия. Дюрренматт не случайно упоминает об этом герое: его судьба подчеркивает мысль драматурга о тщете человеческих усилий добиться вечного величия, стать бессмертным.
Акки. Убирайтесь отсюда, ворье, нечего дрыхнуть на моем саркофаге.
Омар и Юсуф мгновенно исчезают.
Акки. А вы, вороны в белых хламидах, окунайте свои телеса в грязные воды ниже по течению. Нечего тут кряхтеть.
Закутанные в белое полотно фигуры исчезают.
Курруби. Кто эти люди?
Акки. Прокаженные. Надеются исцелиться в Евфрате.
Курруби. Земля не такая, как думает ангел. На каждом шагу я встречаю несправедливость, болезни, отчаяние. Люди несчастны.
Акки. Главное, они хорошо подают. Вот смотри. Мы снова насобирали кучу всякой всячины. Сделаем перерыв на обед, а потом снова примемся за дело в висячих садах. (Он ставит мешок на землю.)
Курруби. Да, мой Акки.
Акки. Ты делаешь успехи. Я доволен. Лишь за одно хочу тебя пожурить: ты улыбаешься, когда тебе подают монетку. Не делай этого. Тут больше к месту печальный взгляд, он впечатляет.
Курруби. Я постараюсь.
Акки. Потренируйся, а завтра проверим. Лучше всего окупается отчаяние. (Вынимает из кармана добытое.) Жемчуг, самоцветы, золотые монеты, сребреники, медяки — в Евфрат все это! (Бросает все в оркестровую яму.) Вот единственное упражнение, которое помогает нищему всегда быть в форме. Все дело в расточительстве. Я собираю миллионы — и миллионы выбрасываю в реку. Только так можно избавить мир от богатства. (Он продолжает шарить в карманах.) Оливы. Это полезная вещь. Бананы, банка сардин, шнапс и шумерская богиня любви, из слоновой кости. (Разглядывает ее.) Но тебе нельзя на нее смотреть, она создана не для таких юных девушек, как ты. (Бросает богиню в свое жилище под мостом.)
Курруби. Да, милый Акки.
Акки. «Да, мой Акки, да, милый Акки», — и так весь день. Тебя что-то печалит.
Курруби. Я люблю нищего из Ниневии.
Акки. Имя которого ты забыла.
Курруби. Его так трудно выговорить. Но я не перестану искать своего нищего. Я найду его, когда-нибудь, где-нибудь. Днем, на площадях Вавилона и на ступеньках дворцов, я думаю о нем, а ночью, когда далекие звезды освещают каменные улицы, я ищу его образ в море их света. Тогда он вблизи, тогда он со мной. Он где-то лежит на земле, мой возлюбленный, в дальней стороне и видит мое лицо, большое и белое, в звездном облаке, откуда я прилетела вместе с ангелом.
Акки. Твоя любовь так же безнадежна, как и весь Вавилон. Отсюда делаем вывод: раз в этом городе жить нельзя, будем жить за его счет. Так я решил стать нищим. Тебя мне тоже подали, как милостыню, хотя и несколько странным образом. Ты принадлежишь мне, дитя мое, выкинь из головы своего нищего из Ниневии. Мы находимся под самым лучшим вавилонским мостом, какой только я смог отыскать. Нельзя осквернять мои апартаменты мыслями о человеке, способном за час выпросить всего один золотой и два сребреника. (Удивленно.) Что это тут развешено? Конечно же, поэмы. Здесь были поэты.
Курруби(радостно). Можно мне почитать их стихи?
Акки. Вавилонское поэтическое искусство сейчас в таком глубоком кризисе, что читать стихи не рекомендуется. (Берет один листок и, бегло осмотрев его, бросает в Евфрат.) Любовные стихи. С тех пор как я обменял тебя на бывшего царя, они не пишут ничего другого. Свари-ка лучше суп. Вот тебе кусок говядины, только что выпросил.
Курруби. Да, мой Акки.
Акки. Я же пока удалюсь в свой любимый саркофаг.
Он открывает саркофаг, стоящий посреди сцены, но отшатывается: из саркофага вылезает поэт.
Акки(строго). Что ты делаешь в этом саркофаге?
Поэт. Сочиняю стихи.
Акки. Здесь не место сочинять стихи. Это саркофаг моей дорогой Лилит, когда-то она была моей возлюбленной. Кроме того, в нем я пережил всемирный потоп. Легко, словно птица, носился я в нем по бурному морю.