Шрифт:
– Аль, ты домой позвонила?
– Нет… – ошарашенно протянула она.
Откуда он узнал?
Антон вытащил из кармана телефон:
– Звони.
Господи, а она искала автомат и даже не догадалась просто попросить у кого-нибудь телефон! Вечно она все усложняет там, где вопрос не стоит выеденного яйца.
Руки были заняты сумкой, и Аля хотела попросить Антона подержать медвежонка, но потом испугалась, что он не отдаст его обратно, и положила игрушку в карман. Мамин мобильный, как и домашний, оказались заняты. Уж не ее ли разыскивают с собаками?
– Ничего, мне сегодня все можно, – проговорила Аля, возвращая трубку.
Антон лишь улыбнулся в ответ.
– А я сегодня утром с мамой поругалась, – внезапно сказала она.
– По поводу?
– Из-за куртки… – начала Аля, но ее слова заглушила музыка:
– Этот поезд в огне, и нам не на что больше жать,
Этот поезд в огне…
– И нам некуда больше бежать… – услышала она тихий голос Антона.
Але была смутно знакома эта песня, но спрашивать она не решилась, чтобы снова не опозориться.
– Антон, я тебе говорила, что мне сегодня все можно? – проговорила она и тут же обругала себя – сказала пару минут назад!
Он кивнул с легкой полуулыбкой.
– Тогда потанцуем? – выговорила она дрожащим голосом.
Он коротко засмеялся. Повисла напряженная пауза.
– Понимаешь, на Арбате не танцуют.
– Почему?
– Это не принято.
– Почему?..
Он начал терять терпение:
– Ну можешь считать, что мне нельзя… Танцуют, если заказывают песню.
– Пойдем закажем…
Алю толкнул какой-то парень и начал витиевато извиняться. Она несколько раз ответила: «Ничего страшного», – но он все продолжал однообразно просить прощения. Наконец, заметив рядом Антона, он словно обрадовался, что нашел новый объект:
– Извини, брат!
Аля горько усмехнулась – хоть кто-то считает ее его девушкой!
Она уже ничего не чувствовала, навалились усталость и апатия. Группа объявила последнюю песню, и она обрадовалась – наконец-то можно будет уйти. Зазвучали первые аккорды «Yesterday».
– Я не знаю, почему она ушла… – услышала Аля тихий перевод Антона.
Она смотрела ему в глаза – сейчас она отлично видела их сквозь темные очки, – а он грустно улыбался в ответ.
– Наш концерт окончен. Просим всех расходиться, приходите завтра…
Терять Але было нечего, и она снова взяла Антона под руку.
– Я сегодня веду себя ужасно, – пожаловалась она.
– Ну почему же? Может быть, это свобода.
– Свобода! – повторила она. – На один день?
Он ничего не ответил, и она спросила:
– Антон, а можно всегда делать, что захочешь?
– Да… – начал он и запнулся, – но существуют моральные запреты, которые человек считает своим долгом соблюдать…
– А в один прекрасный момент обнаруживается: никаких запретов нет и можно делать, что захочешь, – проговорила Аля и сама удивилась, как будто от ее имени говорил кто-то другой.
Переходя дорогу, они чуть не попали под машину – она ехала, а они шли, и Але было совершенно все равно. Лишь ступив на тротуар, она перевела дыхание и нервно рассмеялась:
– Никогда так не переходила дорогу…
– Боишься машин?
– С тобой – нет.
Его голос сорвался:
– Машины – это слишком ничтожная часть нашей жизни, чтобы обращать на них внимание.
На концерте Аля согрелась, но пока они стояли на Арбате, успела замерзнуть по новой и теперь дрожала от холода.
– Аль, да не мерзни ты, – встряхнул ее Антон.
– Откуда ты знаешь? – смутилась она.
– Ну что же я, ничего не чувствую?
– Может, я не от холода… – совсем смешалась Аля.
– А от чего? – заинтересовался он.
– Все тебе скажи… – еле слышно пробормотала она.
Когда они вошли в метро, Антон спросил:
– Аль, карточка есть?
– Карточка? – она полезла в карман, но он сунул ей в руку карту:
– Держи.
На эскалаторе Надя вдруг во все горло закричала:
– Антон, ты проводишь Алю домой?
Аля чуть не свалилась со ступенек, а Антон послал Наде убийственный взгляд. Не хотела бы Аля, чтобы он когда-нибудь на нее так посмотрел! Но почему она молчит, ведь надо сказать, надо обязательно что-нибудь сказать…