– Да и мы не мальчики для битья, – усмехнулся плотный молодой мужчина.

– Понятное дело, – кивнул Кок. – Но от него зависят и документы новые, и бабки. Ясно?

– Да, – одновременно ответили четверо крепких молодых парней.

– Не могу, – услышал Антон голос брата в трубке. – Тут все должно получиться, я возьму иконы, понимаешь?

– Возьмешь? Как?

– Все путем, братишка, все у нас получится. Правда, небольшая помеха будет, но я уверен, мы сумеем уговорить его.

– Кого? Если ты про батю, то…

– Да хрен с ним, с батей! – перебил его Михаил. – Тот, кто возьмет иконы у дядьки Луки. А у Денова возьму я.

– Ты уверен, что удастся?

– Конечно. Отцу скажи, что заболел я или еще что-нибудь. В общем, говори что хочешь. А Пушка – сука, подставил меня бате! Но без него у нас ничего не выйдет. Завтра буду на Оленьем Роге, готовь парней, прикрытие необходимо. Что-то не доверяю я староверам. Хотя они теперь под нашу дудку плясать станут.

– Надеюсь, ты все хорошо обдумал…

– Погоди, – не поняла Нина, – зачем тебе в Топь?

– Хочу проведать Савелия и Варю с Мишкой, – улыбнулась Ирина, – посетить знакомые места. Савелий обещал сводить на охоту.

– Полетишь ты, Подгорных, – решил начальник УВД. – Возьми с собой охрану. Людей подбери сам.

– Хорошо, – ответил подполковник. – Я полечу завтра.

Якутск

– Тарзан, с ним восемь молодцов, – услышал Карлик голос в сотовом. – Встречает пожилой якут. Сели в микроавтобус. Номер…

– Отлично. Покажи их Динамиту. Когда они выедут из города, работайте. Но только на второстепенной дороге. Понятно?

– Так точно, – услышал он и выключил мобильник.

– Ну вот и твои люди пригодились! – Карлик подмигнул Эдгару. – Кстати, ты оказался прав насчет Яна. Ему шепнули о сыне, он помчался в аэропорт и не справился с управлением. От Вики тебе большой привет.

– Умеешь ты работать.

– Каждый делает то, что умеет! – рассмеялся Карлик.

– Слушай, Толик, мне не нравится, когда меня держат за идиота. Кто такой Борман? И почему ты так предан ему?

– Он голова, знает, чего хочет, и всегда добивается поставленной цели. Ему эти захоронения и не нужны скорее всего. Денег у него уже немало. И постоянно прибавляются. Все довольны – и мы, и те, кто платит. Но это захоронение собрало много охотников. Значит, будет стрельба. А Хозяину это не нужно, поэтому мы и вмешались.

– Слышь, Карлик, я понял, что твои парни взорвут микроавтобус с Тарзаном и его людьми.

– Ты догадлив.

– Я не стал бы этого делать.

– Но упустить его сейчас – это…

– Уничтожить его надо, но не так шумно. Взрыв – заказное преступление. Будут выяснять, кто заказал Тарзана. А этого можно избежать. Несчастный случай, «КамАЗ» на полном ходу таранит микроавтобус. Водитель малолетка или пьяный вдрызг…

– Верно! – Карлик схватил сотовый и приказал: – Отставить подрыв. Организуй аварию. «КамАЗ» сомнет…

– Сделаю, – послышался ответ.

– Далеко еще? – спросил Тарзан сидящего рядом пожилого якута.

– Примерно пятьдесят километров. Там вертолетная площадка геологов, но мы берем вертолет, когда надо. И чужих там не бывает. Есть стрельбище.

– Отлично, – кивнул Тарзан.

– До трассы подбросишь? – спросил крепкий парень водителя «КамАЗа».

– Садись, – кивнул тот.

– Они подъезжают, – услышал парень в наушнике.

Он забрался в кабину и сильно ударил водителя по сонной артерии. Тот, обмякнув, навалился грудью на руль. Парень дернул его к себе и перебрался на место водителя. В кабину залез второй парень. Первый тронул «КамАЗ». Второй сделал водителю укол.

– В крови будет алкоголь, – подмигнул он напарнику. Рукой в перчатке вытащил из кармана бутылку водки и полил в рот водителя, облил водкой грудь. – Удачи тебе, – пожелал он и выпрыгнул. «КамАЗ», набирая скорость, несся вперед.

– Они подходят, – услышал первый.

– Я тоже. – Парень открыл дверцу.

– Давай! – раздался крик в наушнике.

Парень выпрыгнул из кабины и покатился вниз по склону. «КамАЗ» выбросил с дороги микроавтобус и вместе с ним, ломая деревца, покатился по склону. Микроавтобус, ударившись смятым боком о камень, остановился.

– Все, – услышал по телефону Карлик, – можно отпевать. Наш пострадал немного. Плечо отбил и головой о камень треснулся. Но жив.

– А те?