– Ну, что нового? – спросил бандурист.

– Немного, – ответил пан Кныш, работая веслом.

– А как немного?

– Да так, что и малому дитяти двумя пальченятами захватить нечего.

– Что ж, он дома?

– Дома, каплунов жарит, прожорливых гостей ждет.

– Уж коли каплунов жарит, значит, что-нибудь порешил: даром тратиться не будет, не такой хозяин!

– Кто его разберет, что он замышляет, у него гадок, як у пса стежок! [14]

– Ну, да уж в святое место не забежит; разве что нечаянно.

– Разумеется. А тот?

– Э! кабы все такие были, как тот, так еще бы можно людям на свете жить. Тот человек. У того душа, как пойдет на небо коржи с маком есть, так не станет жаловаться, что в пне жила!

– Написал?

– Написал. А не легко было ему написать! Так его всего и поводило, как бересту в огне.

– Половина дела сделана, и за то спасибо Богу. Этот охотник-таки водит…

– Может, со мной немного кругов обойдет; я такой карась, что трепетывался на удочке… Маруся, изморилась, а? Легла бы ты да отдохнула, а? А я бы сказку сказывал.

– Это дело, – заметил Кныш.

– Я не хочу спать, я посижу, – начала было Маруся.

Но две сильные, ловкие руки в одно мгновенье, одним махом, разостлали по дну лодки толстую суконную свиту, приподняли Марусю и бережно положили на это ложе.

– А я буду сказку сказывать, – повторил сечевик.

– У, роскошь! – сказал Кныш. – Беда моя, что у меня всего-навсего два уха: кабы мог, я бы еще десятка два взаймы взял и всеми бы слушал.

– Жил-был козак, – начал сечевик, – козак добрый, благочестивый, да только дурень. Он с виду-то и ничего, и с первых слов ничего, а чуть зачерпни его поглубже, так такая уж там дуровина, что другие умные козаки пьянели от нее, как от какого поганого зелья. Вот и задумал этот козак строить себе хату. И говорит он жене:

– Ну, жена, удивлю ж я тебя: такую хату выстрою, какой еще не бывало на свете. И строить я ее стану не так, как люди.

– А как же? – спрашивает жена.

Он моргнул этак глазом: дескать, не на такого напала, не проговорюсь! – засмеялся и пошел в лес руб…

– Поглядите, – вдруг вскрикнула тихонько Маруся, – поглядите!

И указала вперед, вправо.

Но Кныш, сидевший лицом туда, давно уже слегка щурил свои сокольи глаза, как бы всматриваясь и распознавая знакомые предметы.

Сечевик, при возгласе Маруси, не шелохнулся, а только спросил Кныша:

– Что там?

– Они, – отвечал Кныш.

Река в этом месте значительно суживалась, и челнок плыл почти у самого правого берега.

На песчаной косе, как бы серебряной лентой входившей в темные, сверкающие звездами, воды, стояли два человека, в свитах и высоких шапках, и, казалось, поджидали плывущий челнок.

Хотя до песчаной косы оставалось еще, по крайней мере, добрых четверть версты, но стоящие на ней так ясно и отчетливо вырисовывались в воздухе, что Маруся без труда узнала знакомые фигуры Семена Ворошила и Андрия Крука.

Чем ближе подплывал челнок к песчаной косе, тем яснее можно было различить, что поджидающие кого-то козаки невеселы.

Андрий Крук стоял, опершись на свою дубинку, и в мрачном безмолвии глядел, не спуская глаз, на приближающийся челнок; Семен Ворошило о чем-то, по-видимому, рассуждал нерадостном, и левая рука его беспрестанно делала такие жесты, какими, обыкновенно, смертные выражают свою раздражительность, говоря об обманувших их надеждах, приятелях или врагах.

Когда челнок коснулся носом отмели, оба козака сняли шапки и проговорили:

– Будьте здоровы!

– Будьте здоровы! – отвечали Кныш и сечевик. Они посмотрели несколько мгновений друг на друга. Лица сечевика и Кныша были спокойны, глаза их внимательно были устремлены на обоих козаков, и только.

Лица козаков были заметно угрюмы, а глаза не то, чтобы избегали встречи с приплывшими приятелями, но как-то или разбегались, или прятались под нахмуренные брови.

– Челнок-то вот сюда бы, к этой сторонке, – угрюмо проговорил Семен Ворошило.

И с этими словами усердно принялся помогать Кнышу тащить челнок.

– Маруся, – сказал Андрий Крук, вынимая из-за пазухи узелок, – вот мать тебе прислала.

И он подал ей посылку.

– Спасибо, – ответила Маруся, – что они там? Все здоровы?

– Все здоровы. И ничего, все сошло благополучно.

– А мне гостинца никакого не будет? – спросил сечевик. – Коли принесли, то, будьте ласковы, дайте, а коли нет, то так и скажите.

– Были мы всюду, – начал Андрий Крук, – да не так-то все делается, как…

– Мы, ходячи вокруг тех ледачих полупанков, пару чобот стоптали, – подхватил Семен Ворошило. – Сказано: не так и сами паны, как те полупанки!