Шрифт:
С глухим рокотом поднялись толстые щиты, оббитые золотыми накладками, и на песок арены вылетела стая кантабрийских волков. Поджарые звери – мышцы желваками бугрятся под гладкой шерстью, глаза горят, пасти оскалены – забегали по кругу, выискивая любую добычу. Злые от голода, они выли и щерились. Против них выпустили гельветов с дротиками и балеарцев, вооруженных пращами. Обезумевшие животные набросились на людей всем скопом. Один балеарец замешкался, и его порвали сразу, обступили, топчась и подвывая, отхватывая куски человечины и заглатывая торопливо, жадно, давясь и харкая.
Пращники отомстили – отбежав, они раскрутили свои кожаные ремни и метнули по волкам круглые камни и свинцовые шарики. Вожак, терзавший труп, обернулся и ляскнул окровавленной пастью. И тут же заработал шариком в лоб.
Пронзительно крича, на волков накинулись гельветы. Забросав «санитаров леса» дротиками издали, они подступили ближе, выхватили широкие пастушеские ножи и мигом почикали осатаневших зверюг. Зрители были в восторге.
– О! – оживился Гоар. – Сейчас должны фессалийскую охоту показать!
С громким мычанием, больше похожим на рев, из ворот вынеслась тройка громадных быков, пятнистых и остророгих. Гремя копытами, они промчались по арене, взбрыкивая и мотая мясистыми загривками. Следом за крупным рогатым скотом выскочил, задорно гикая, плотный волосатый ибериец-венатор [89] верхом на коне. Конь был укрыт многослойной попоной, а вот на иберийце не было ничего, кроме набедренной повязки. Зато он весь просто лопался от мускулов, неимоверная физическая сила пучила и раздувала его. Умащенный маслом, ибериец переливался на солнце.
89
Венатор – буквально «охотник».
– Во дает! – восхитился Эдик. – Шварценеггеру до него еще расти и расти!
Ибериец поскакал за самым громадным буйволом, догнал его, схватил за рог… Вспухли чудовищные мышцы спины, и ибериец свернул быку шею!
Амфитеатр взревел на все голоса, а силач, подняв обе руки, совершил полкруга почета и ринулся за вторым быком. Долго он его гонял, круга три сделал бычара, притомился, и тут-то венатор вскочил на седло и перепрыгнул на спину быку. Бык оступился, попытался встать на дыбы, но человек, ухватившись за рога, навалился всем весом на бычью голову и повалил тушу на землю. Зрители вскочили и запрыгали от восторга. Ибериец прогнал с арены последнего, зашуганного быка и скрылся, провожаемый криками восхищения.
– Ух, молодец! – выдохнул Гоар.
– Только непонятно, – задумчиво сказал Эдик, – кто из этих двоих был быком?
Гоар хихикнул, а Лобанов поморщился. Он и раньше терпеть не мог коррид и собачьих боев, а уж избивать четвероногих тварей на потребу тварям двуногим… Варварство. И непотребство. А травля только набирала обороты! Ливийцы-сагетарии перебили стрелами из луков полдесятка изящных леопардов и пантер. Нубийцы с дротиками и сетями истребили пару здоровенных львов. Бестиарий Сигифрид сразился с каледонским медведем, орудуя рогатиной, и замочил мишку, отделавшись четырьмя глубокими бороздами от когтей поперек широченной груди. Полдесятка преступников, переодетых в доспехи времен Александра Македонского, закололи гигантскими копьями-сариссами индийского боевого слона. Тот только и успел, что рассечь двоих чудовищным хоботным тесаком, другую парочку насадить на заточенные острия, удлинявшие бивни на метр, а еще одного затоптать…
– Все, – сказал Гоар, – звери кончились, теперь люди в расход пойдут!
– Фракийцы! Секуторы! – заорали в коридоре, словно в подтверждение слов рудиария. – На арену!
Лобанов похолодел – пришел его черед продолжать шоу. Ланиста споро отворил решетку и быстро раздал ЦУ:
– Будут биться четыре полудесятка, секуторы против фракийцев! Роксолан, ты в пятерке Кресцента! Искандер с Портосом – в пятерке Целада!
– Друг с другом мы биться не будем! – сразу предупредил Лобанов.
– Я помню! – раздраженно отмахнулся ланиста. – Целад бьется с Батоном, а Кресцент – с Приском! Вперед!
Зрители заорали, затопали, засвистели, когда на арену промаршировали сразу двадцать бойцов, десяток – в доспехах секуторов, остальные экипированы как фракийцы. Разобрались по командам и разошлись по фокусам овального амфитеатра. Болельщики разделились надвое. Приверженцы фракийцев, «малые щиты», переругивались с поклонниками секуторов, «большими щитами», бросаясь объедками, и все дружно делали ставки, пуская по рядам навощенные таблички с именами гладиаторов и суммами закладов.
– Здорово, Роксолан! – прогудел огромный, широкий Кресцент. Лица его, скрытого под решетчатым забралом, видно не было, но в голосе угадывалась улыбка. Лобанов кивнул шлемом, похожим на стальную ковбойскую шляпу с пышным белым султаном.
– А кто еще? – спросил он. – Онация я узнал…
– Гальба и Орцил! – пробасил Кресцент. – Ну что? Всыпем фракийцам?
– А кто на нас? – допытывался Сергей. – Приска мне назвали, а еще кто?
– А вот этого тебе лучше не знать… – ворчливо проговорил нумидиец Орцил.
Сергей подумал и кивнул. Кто его «враги» в красных туниках? Вроде вон та парочка – галлы-двойняшки, Брезовир и Элиал… А еще двое? Они помахивают кривыми мечами, они грозят тебе мучительной смертью, а еще утром делили с тобой хлеб и вино… И правда, лучше не знать!