— Это что за гнусное вранье такое? — нахмурилась Лианель. — Где ты такие книжки нашла? Я друидесса, хоть и самого младшего ранга, ты что, думаешь, я резала кого?

— Ну, в Ойкумене римляне, завоевавшие кельтские земли, из-за жертвоприношений и перебили всех друидов…

— Аннис, а ты никогда не думала, что завоеватели чего только не наврут, чтобы оправдаться перед потомками? — хмыкнул Киаран. — А друиды, они же в первую очередь хранители знаний, учителя… через них боги волю свою передают… Не сомневаюсь, что народу-победителю очень мешали мудрые люди народа побеждённого. Хорошо, что наши предки сумели из Ойкумены удрать… Может, это и не верх благородства, зато люди живы и свободны остались. Когда стоит выбор между жизнью народа и воинской честью… про нее-то лучше и забыть малость…

Я аж вытаращилась на него. Это кто говорит, рыцарь до мозга костей, который ради чести своей жизнь отдать может?.. Ой, мудреет Киаран не по дням, а по часам…

А тут и Лелька бестолковая меня удивила. Вздыхает:

— Может, ваши друиды и забыли древние обычаи. Люди от отчаяния до худшего зла додуматься могут. Мы от Ойкумены две тысячи лет как оторваны, многое могло измениться. Сами видели, что произошло с обычаями древних рануян, — понизила она голос. — Прекрасные, сияющие светом мистерии в честь богинь-матерей превратились в кровавое безумие. Племя Яры вернулось в дикость, забыв величие своего народа… Может, и друиды Ойкумены потеряли знание… А может, это наши со временем подобрели…

— Друидесса это в ней говорит, не девочка, у которой голова забита одними женихами да нарядами. Мудреет она, растёт, и это еще какое мужество надо в себе найти, признавая неприятную правду. Хотя… кто ж его знает, версия Киарана вполне реалистична, имеет право на существование. Все знают, что историю пишут победители.

— Стой, Лелька, а если ты друидесса, как всё время хвастаешь, то… Ты же сражаешься… и мясо, как и все, ешь… — вдруг вспомнила я.

— Я друидесса только по названию, — фыркнула Лианель. — Самой низшей ступени. Мне до полного звания еще пятнадцать лет учиться надо было бы. Я обетов не приносила, тех, что про убийства, оружие и запреты в еде. Эх, меня так звали в ученицы, с моим даром как раз в друидессы и бежать… — вздохнула она, гладя Ромашку по шее. — Да только друидессы очень уж редко замуж выходят… а некоторым и вообще нельзя, тем, что служат богиням-девам Бригитте и Арианрод. Двадцать лет юности отдай учебе, а потом кому ты нужна будешь, тем более что мужчины друидесс побаиваются…

— Ясно, старая, как мир, песня, либо семья, либо карьера, — поморщилась я. — Какая тут мудрость и учеба, если муж носки найти не может, куча детей по лавкам голодных, пелёнки, стирка, готовка, уборка — всё на женщин свалили… Везде мужики одинаковые!

— Мужчины — защитники и добытчики… — посмел вякнуть обидевшийся Киаран.

— Во, и отмазки у вас одинаковые вне зависимости от мира, страны, народа и конкретного индивида в растянутых трениках на диване!..

— Да чего ты обзываешься, Аннис!

— Эх…

Пришлось объяснять последний пассаж.

Живности в этом лесу, как муравьев в муравейнике, олени стадами гоняют, белки в кронах деревьев скандалят, зайцы внаглую прямо под копыта сигают, будто дразнятся. Птиц уйма, и все орут. Почти из каждого куста глаза таращатся, поблескивают. Знают, мерзавцы, что никто их тут не тронет, вот и обнаглели. Яра аж стонет каждый раз, когда очередную добычу видит.

Прямо посреди тропы на солнышке волк сидит, задней лапой ухо чешет, морда блаженная, довольная. Мы засмущались, волк — не заяц, зубки вон какие опасные.

— Иди отсюда! — Лелька не смущается, с животными у нее полный контакт разумов. — Ишь, негодник, расселся, дорогу занял!

Волк неторопливо поднялся и скрылся в кустах обочины.

— Если мы их не тронем, зверей, то и они нас не обидят, — объясняет Лелька. — Кто по этот дорожке идёт, на том защита друидская. Сами-то они и без дорог обходятся, это больше для обычных путников, кто за помощью к ним идёт. Друид в лесу — как рыба в воде, ничто ему не помеха.

Полдня почти добирались мы до друидского посёлка. Устали глазеть на эти красоты и на обнаглевших зверюшек. Леса здешние — загляденье, ни сухостоя не видно, ни кривизны какой или болезни, стройные все деревья, здоровые, с пышными кронами, подлесок густой, малопроходимый, если бы не тропка, мы бы тут месяц ползли с лошадьми. Буреломы тоже встречаются, они же в экосистеме нужны, но нечасто.

Ягодные угодья прямо повсюду. Мы не удержались — Лианель сказала, друиды не жадины, — полезли малину собирать, Вымазались все, как клоуны, зато наелись! Маленькая Илланто, забравшись в самую гущу малинника, нарвалась на медведя, промышлявшего тем же самым, и с таким визгом помчалась на четвереньках к нам на спасительную тропинку, что бедного мишку там, по-моему, контузило от ужаса и шума. Ила маленькая, но такие ноты с перепугу может брать!

Мелкие, но очень сладкие ягодки дикой малины прямо над тропкой висели, ешь не хочу. Чего она, спрашивается, в глубину полезла, мишек распугивать? А всё от жадности, там вроде как покрупнее ей померещились.

Наконец выбрались мы к поселению. Я только рот раскрыла, увидев их дома. Да и остальные затаращились, вечно наша команда — глаза по пять копеек и глупые рожицы, как на подбор.

Дома у них не строились, а выращивались. Маленькие, максимум семья поместится, если небольшая да без изысков в обстановке. Стоит такой себе дуб здоровенный — внизу как шатёр ствол раздут, а сверху крона, ветки, листья, как положено. Овальная дверь вроде как дупло, тканым ковриком завешена, чтоб не дуло. Окон нет, неприхотливые, и так сойдёт.