– От такой беды свихнешься… – промолвил Леон.

– Отойдет, – успокоил Альбо. – Советуешь выбрать альгвасила? – переспросил штурман.

– Пока вы спорите, Карвальо занял каюту португальца, – насмешливо заметил противный голос.

– Не ври! – одернул Эрнандес.

– Сам видал.

– Пошли посмотрим? – предложили наверху.

– Неудобно… – заколебался Альбо.

– Его никто не выбирал, – настаивал матрос. – Пусть не заносится высоко.

– Он вывел корабли из гавани, – заступился кто-то.

– Нас Бог вынес на крыльях.

– Если бы не попутный ветер… Страшно подумать.

– Вы идете с нами? – осведомился надсаженный голос.

– Надо созвать общий сбор, – посоветовал Альбо. – Пусть на других кораблях скажут, кого поставить на место Барбосы.

– Правильно, – поддержали моряки.

«Хотят Эспиносу сделать командиром, – догадался Карвальо, – но как он поведет эскадру к соседнему острову? Ставить паруса – не мечом махать! – раздраженно подумал он. – Разве не я спас всех от гибели?»

Жуан тяжело поднялся на ноги, с удовольствием провел рукой по ворсистой спинке кресла, подошел к двери.

– Эй, кто-нибудь! – крикнул в темный коридор. – Позовите в каюту Альбо!

– О! – гулко и удивленно отозвалось эхо.

– Да, ко мне в каюту, – повторил он тихо и захлопнул дверь, словно там смеялись над ним.

Проклятое зеркало отразило сутулую спину, растрепанные волосы. Подражая покойному адмиралу, Карвальо сел на трон, выпрямился и с видом сурового величия стал ждать штурмана.

Море плескалось за бортом, гудели голоса. Жуан не прислушивался к ним. Он вспоминал оставшихся в живых моряков, способных поддержать его на предстоящем сборе. «Португальцы не подведут, – размышлял кормчий, – молодые матросы тоже. Однако испанцы захотят поставить своего офицера, даже если Гонсало добровольно откажется от должности. Испанцев в командах больше, среди них много уважаемых старых матросов и канониров. Придется разделить власть с Эспиносой, – заключил Карвальо. – Он смел и честолюбив».

Дверь без стука отворилась, на пороге появился Альбо. Жуан от неожиданности подскочил с намерением выйти навстречу штурману, но в последний момент передумал, плюхнулся на сиденье, предложил ему занять адмиральскую кровать. Штурман остановился посреди каюты. Карвальо неприятно улыбнулся, развязно развалился в кресле.

– Я всегда ценил твое мнение, – начал он. – Ты хорошо разбираешься в ветрах и морских течениях. Матросы уважают и любят тебя. Несчастный сеньор капитан-генерал, – Жуан перевел глаза на валявшийся на кровати плащ Магеллана, – дорожил твоими советами. Ты один из оставшихся офицеров не запятнал себя мятежом в Сан-Хулиане. Я хочу назначить тебя главным кормчим эскадры.

– Ты? – удивился Альбо.

– Я, – властно подчеркнул Жуан.

– Эскадра может выбрать другого командующего, – заметил штурман.

– Эспиносу? – Жуан колюче сощурил глаза.

– Не только его…

– Мы оба с тобой моряки, – сказал Карвальо, – и понимаем, сколько неприятностей на посту капитан-генерала принесет полицейский чиновник. Разве не так?

– Так, – нехотя произнес Франсиско.

– Неужели Пунсороль с Элькано достойнее меня? Или сам метишь в это кресло? Пожалуйста, я уступлю его тебе, – Жуан засуетился, будто собирался подняться на ноги. – Видит Бог, я взял руководство кораблями не для того, чтобы захватить власть, заставить всех повиноваться. Я готов передать командование любому из вас, – все еще не мог выкарабкаться из кресла.

– Я не стану тебе мешать, – заверил Альбо.

– Мешать? – обиделся Жуан, послушно опускаясь на место. – Сейчас мы должны помогать друг другу, – добавил он, словно его оскорбили. – Я пекусь о судьбе экспедиции, а не о собственном благе.

– Я понимаю, – кивнул Франсиско, – можешь рассчитывать на меня, не подведу.

Он повернулся и вышел из каюты.

– Вели утром собрать общий сбор! – приказал в неприкрытую дверь новый командующий.

Усталость и нервное напряжение измотали людей. После захода солнца они повалились на палубы, зарылись в тряпки, заснули крепким сном. Вахтенные бродили по юту, осматривали борта, прислушивались к волнам. Изредка перезванивались колокола, ранее точно отбивавшие склянки. Стонали увечные, просили воды, жадно глотали теплую жижу, откидывались на доски, забывались на пару часов. Боль ломила и корежила распухшие, посиневшие от яда члены. Озноб пробегал по телу, челюсти стучали в лихорадке.

Черный силуэт Бохола то придвигался в мерцающем свете звезд, то уползал в застилавшую небо туманную дымку. Иногда казалось, будто корабли сносило легким ветром к берегу, но натянутые струнами канаты держали их на якорях. Дико кричали на земле птицы, жалобно выли звери. Осиротевшие каравеллы замирали на волнах, отвечали скрипом неубранных снастей, глухими хлопками серых парусов. Такого беспорядка не потерпел бы ни один капитан, но они все погибли на Себу. Измученные ранами матросы плохо слушались кормчих, ждали, будто кто-то выполнит за них необходимую работу.