Несколько человек: старуха, два работника с фермы и молодая девушка — стояли на коленях и шептали молитвы. К их приглушенным голосам иногда присоединялся и слабый голос умирающего, но когда зазвенел колокольчик и вошел священник, все встали и почтительно отошли.

Жиль с удивлением глядел на девушку — ее плечи еще вздрагивали от рыданья, но обаяние молодости и свежести принадлежало жизни, а не смерти. Розовощекая, с золотистыми толщиной в руку косами, с темно-синими, почти фиалковыми глазами, в которых сверкали невыплаканные слезы, она затмевала все в этой комнате — и жар камина, и огонь свечи.

Очарованный Жиль не спускал с нее глаз, и тогда Пьер, заметив его изумление, сказал:

— Это моя младшая сестра, господин шевалье, Мадалена. Вы помните ее?

— Конечно. Но я оставил ребенка, а вижу девушку.

— Ей уже шестнадцать лет, а когда вы уезжали, ей было всего тринадцать. Конечно, она изменилась.

Изменилась?! Неужели маленькая девочка, вечно донашивающая старые юбки матери, робкая и молчаливая, превратилась в это небесное создание?! Она была на полголовы выше брата и на целую голову выше матери, светлая, сияющая, грациозная, без жеманства и естественная, как полевой цветок. В ней было что-то от природного благородства ее деда: тот же высокий и гордый силуэт.

Девушка, встретив восхищенный взгляд Турнемина, покраснела, отвернулась и пошла помогать священнику. На большом сундуке стояли свечи, распятие, чаша со святой водой. Не в силах оторваться от грациозной фигуры девушки, Жиль прошептал:

— Как она прекрасна!

— О да, — вздохнул Пьер, — и это большое несчастье. Подобная красота не нужна бедным девушкам. Мать хотела отдать ее в монастырь, но дед не позволил. А теперь…

Как бы тихо они ни говорили, но их шепот привлек внимание священника. Он сурово взглянул на них и резко бросил:

— Сейчас не время болтать и, если господин де Турнемин согласен…

Но он не договорил. Раздался сдавленный хрип, рука умирающего жадно схватилась за полог кровати.

— Господин… Ах! Ко мне!.. Ко мне!

Жиль и Пьер бросились к старику, тщетно старавшемуся встать со своей кровати. Его руки уже не слушались, пальцы, скрюченные, как каштановые сучья, не могли найти крепкой опоры, чтобы приподнять одеревеневшее тело.

— Отец, — застонал Пьер, — вы делаете себе только хуже…

Но Жоэль Готье уже узнал Турнемина, он позволил уложить себя на подушки, набитые овсяной половой, и теперь не спускал с него счастливых глаз.

— Вы приехали! Благослови вас Бог!

— Как только я получил ваше письмо, я сразу же отправился в путь, — сказал Жиль мягко, пожимая руку умирающего.

— Я счастлив… я так молил… чтобы успеть.

Послушайте… меня покидают силы…

Тут на плечо Жиля легла рука священника.

— Сударь, уступите мне место. Вы поговорите после…

— Нет… нет, пусть он останется!

Старый Жоэль почти кричал. Священник не уступал, но умирающий слабым голосом возразил:

— Нет, извините старого человека, господин приор, вас побеспокоили из-за меня…

— Конечно! Аббат Редон заболел, у него лихорадка, и, чтобы уважить вас, пришлось пойти мне…

— Тогда уважьте и это мое желание. Господин приор, пусть Бог минутку подождет. Я должен, должен… поговорить с шевалье. Ах, я чувствую, что смерть приближается…

— Но если она вас заберет раньше, чем вы исповедуетесь? Подумайте о спасении вашей души!

— Моей души?.. Она будет… ох, как я страдаю… Она будет в большей опасности, если я не выполню свой долг… Во имя спасения моей души, всего минуту. Господин приор… всего минуту…

Пораженный силой духа этого изможденного тела и требовательным голосом, больше похожим на слабое дыхание ветерка, священник согласился, но предупредил:

— У вас мало времени!

Молодой человек снова наклонился к умирающему, рука которого тянула его из последних сил, так что через секунду ухо Турнемина почти касалось губ старика.

— Я знаю… где это, — выдохнул старик с непередаваемым оттенком торжества.

— Что это?

— Сокровище! Сокровище посланника Рауля… Я знаю, говорю вам… Подождите.

Его рука оставила Жиля, проскользнула под соломенный тюфяк и достала маленький пакет, запечатанный красным сургучным крестом.

— Возьмите! Спрячьте его!.. Я написал все, что знал. Найдите его! Спасите замок! Вернитесь в него… Кречет… и помолитесь обо мне…

— Но почему мне, а не Пьеру? Ведь он очень нуждается!

— Нет, это принадлежит вам, только вам! Пьер и женщины после моей смерти уедут отсюда…

Теперь священника… Быстро! Быстро! Я чувствую, что отхожу…

— Ступайте с миром, Жоэль Готье! Я позабочусь о ваших родных!