В его глазах, вновь появилась тень печали. Он вздохнул и пряча взгляд прошептал:

– Прости, я, правда, ее люблю…

Он не стыдился этого, он просто слишком ценил эти чувства, что бы выставлять их напоказ. Сказав эту тихую правду, он отправился к машине, все так же не обращая внимание ни на поклонников, ни на камеры, ни на вспышки фотоаппаратов, даже на выкрики в свой адрес из толпы.

Володя стоял, не в силах шевельнуться, с ошарашенным разумом. Он действительно был поражен той бурей эмоций, что видел в этом человеке и той бурей, что этот человек породил внутри него…

– Тогда я переосмыслил все, — шептал Володя, все так же не поднимая глаз.

– Слова Свету, что он не изменился, — выдохнул, облегченно Саша, расслабленно улыбаясь.

Откинувшись на спинку кресла, уже с легкой небрежностью, он вновь заговорил:

– Ну, ты и дубина, конечно! Если бы он принял твой вызов? Ты ж бы помер. Он же мастер и в дуэлях опыт имеет, а ты что? Он даже как маг тебя обставит, несмотря на то, что человек.

– Ну, да, — соглашался Володя, все ниже опуская голову, сгорая от стыда. — Я совершенно не думал об этом.

Саша был готов рассмеяться от такого забавного поведения, но именно в этот момент вошла Наташа. Она замерла на пороге, увидев Володю. Его присутствие сразу испортило ей все восторженно-светлое настроение в котором она прибывала, возвращаясь домой. Именно сейчас она меньше всего хотела видеть Ильина и тем более слушать его упрямые убеждения в ошибочности ее выбора.

Володя, увидев ее, тут же вскочил на ноги, чувствуя себя безмерно виноватым.

– Привет, — с трудом выдавил он.

– Привет, — чуть раздраженно буркнула Наташа.

Саша незаметно удалился на кухню, будто случайно, оставляя их вдвоем. Он прекрасно понимал, что лишние деятели в этой сцене, в столь решающий момент, совершенно не нужны, однако подслушивать ему никто не мог запретить, да и вреда в этом не было. Поэтому он прикрылся дверью кухни, он внимательно слушал, не отрезая вероятность возможного вмешательства.

– Знаешь я, — начал дрожащим, взволнованным голосом Володя, — я пришел извинится.

Наташа, настроенная крайне агрессивно, после всего, что уже было сказано, смягчилась.

– Прости меня, я совсем не думал о твоих чувствах, — говорил неуверенно Ильин. — Я очень надеюсь, что мы сможем, как прежде быть друзьями.

– Ничего, — улыбаясь, шептала Наташа.

Будучи по-настоящему счастлива от таких слов, она обняла верного друга.

– Я рада, что ты можешь меня принять такой, какая я есть.

Володя вскользь увидел ее ярко-алые глаза и в один миг узнал о прошлой ночи, об укусе, о ее счастье. Внутри оседала горечь и боль, но, не взирая на них, он нашел в себе силы улыбнуться.

Наташа отступила, все прекрасно понимая, виновато и смущенно пряча глаза, слишком хорошо понимая чем забита сейчас ее голова. Уж слишком хорошо она знала Володю, что б не заметить, как он, пусть и случайно, но все же заглянул в ее разум.

– Знаешь, если ты выйдешь за него замуж, мы станем родственниками, — бодро сообщил Володя, стараясь убрать напряжение и переломить ход разговора.

Наташа удивленно посмотрела на него.

– Я ведь фактически кузен Сэта, — улыбаясь, говорил Володя.

– И правда, — прошептала растерянно Наташа, не ожидающая ни этих слов, ни думающая прежде о таких деталях их родственной связи.

– К тому же, — продолжал Володя, уже без улыбки, — мне давно пора признать, что он лучше меня.

Наташа аж вздрогнула от такого заявления.

– Он сильнее меня и физически и магически. Он мудрее и… ты любишь именно его.

– Прости…

– Нет! Нет, не проси прощения, — буквально отрицательно махая руками, заговорил Володя. — В этом никто не виноват, я лишь хочу, что бы мы моли общаться.

– Конечно, — согласилась Наташа. — Я сама хочу общаться. Ты ведь мне как брат.

– Тогда я счастлив, сестренка…

Сэт тихонько, что бы не привлекать особого внимания, вошел в коридор, как, впрочем, он делал и всегда, и замер. Как обычно, совсем не вышло. Его уже ждал Илья Николаевич, суровый и явно разгневанный. Тут же пряталась и Лира, и Ник, и даже Норбер небрежно выглянул из-за угла.

Сэт даже затаил дыхание, только теперь все осознав. Он так долго не мог понять, что ж он забыл сделать, а теперь было уже поздно. Он не знал, что ночью Вересов приезжал, не знал, как тот не находил себе места и как потом ругался, зато он знал, что не сдержал данного слова и этого было достаточно для гнева и чувства вины, но все, на что его хватило, это опущенный взор и виноватый вид.