– Дешево отдаю! Гляди, прочная какая! За всю жизнь не сносишь!

– По-твоему, я и до завтра не доживу?

– Корешки сла-адкие! Папаша, купи ребенку корешок!

– Отойди!

– Вот жадина!

– Мам, мам! Купи мне вот это, красненькое!

– А что это?

– Не знаю. Купи-и!

Зесс высмотрел крепкую лавку, где торговали украшениями, и направился туда. Его встретил сам хозяин, грузный и бесформенный мужичок, в улыбке которого елей смешивался с медом.

– Чего изволите?

– Ценности берешь?

– А то! – сделал стойку торгаш.

Траппер вытащил конфискованную пектораль.

– Вот!

Глазки торгаша загорелись.

– Беру! – выдохнул он.

– Что дашь?

– Вязку золота!

– Две!

– Ладно, уговорил! Вязку золота и две серебра!

– Идет. Грабитель…

– Как можно, как можно!

Сияя, торгаш выложил на прилавок увесистые «четки» из золотых бусин и две понизи серебра. Зесс сгреб «всеобщий эквивалент», ссыпав в карман передника-«набрюшника». Так оно надежней.

Побродив по торговой улице, траппер высмотрел в толпе благообразного старичка в поношенной, но чистой одежде и обратился к нему:

– Уважаемый, не подскажете, где тут можно стать на постой?

Старичок залучился улыбочкой:

– Да я ж титула невысокого.

– Ну, года – это тоже богатство… – выкрутился Зесс.

Старичок перевел взгляд на Давида. Траппер веско сказал:

– Он со мной.

И только теперь Давид понял, что Зесс вовсе не выкручивался. Просто они со старичком проговорили пароль и отзыв.

– Свернете на улицу Горшечников, – сказал старичок приглушенно, – и выйдите по ней к самой стене. Там пойдете налево и подниметесь по ступеням, увидите дом, белый с синим, спросите мастера Тосса.

– Да услышат тебя Творцы, уважаемый!

– И вам того же!

Давид благоразумно смолчал и побрел следом за траппером. Давала себя знать усталость, да и есть хотелось ужасно. Когда он последний раз ел? Вчера, на палубе катамарана.

Мастер Тосс оказался маленьким худеньким дедком, но все еще крепеньким. Пошептавшись с Зессом, Тосс поманил Давида за собой и провел к винтовой лестнице.

– Поднимайся и ложись. Закусить пока нечем, но ближе к вечеру что-нибудь соображу. Руками ожоги не трогай, сейчас я мазь принесу.

Давид поднялся по скрипучим ступеням. Наверху нашлись аж две комнатки, маленькая и большая. В маленькой наличествовала монументальная вешалка, а в большой имелись деревянный диванчик с ременной сеткой и полдесятка толстых шерстяных одеял. Столик у окна. Пара стульев. Круглый шкаф в углу, похожий на душевую кабину. Камин с таганком и решеткой. Давид подошел к треугольному окну и выглянул. Дворик. Два дерева посередине. И крыши, крыши, крыши. В розовом небе зависли две бледные луны.

Уютненько, в общем.

Давид уже присел на кровать, собираясь повалиться с довольным стенанием, когда заметил на стене квадратную деревянную доску с облупленной резьбой. Что-то ему эта резьба напоминала. Великий космос, да это же карта! Ну да! Вот Внутреннее море, вот Хассе, а вот Побережье. Отмечена только часть восточного берега, но это и неудивительно – терра инкогнита.

Он жадно шарил глазами по линиям, очерчивающим сушу. Оказывается, Внутреннее море не такое уж и узкое, на севере оно здорово расходится, там мощный архипелаг. К северу от Хассе в море впадает широкая река. Сам Хассе стоит с краю большого полуострова, а с юга в сушу глубоко вдается пролив, тоже не маленький.

Покончив с географией, Давид позволил себе разобраться с биологией – осторожно снял с себя халат Гесса, лег, а тут и мастер Тосс явился.

– Сейчас мы вас подлечим, – ворковал старикан, откупоривая горшочек. Резкий запах поплыл по комнате. – Мы мигом…

Прохладная мазь легла на волдыри и приятно освежила обожженную кожу, сняла боль. Воспаленный шрам на щеке Тосс помазал тем же снадобьем.

– Вот так. Вот так. А теперь – спать!

Виштальский с удовольствием закрыл глаза и приготовился долго и нудно успокаивать перевозбужденный мозг. Отключился он тотчас же, погрузившись в сон, как в черную дыру.

Ему снились невиданные сооружения, дерзко вырастающие из моря и равные горам по высоте; какие-то непонятные диски, громадные и светящиеся, быстро вращающиеся в пустоте; четкие черные силуэты звездных кораблей, скользящих на фоне роскошной туманности, белой с розовым, испещренной темными прогалами пустот.

Пробуждение было приятным – Давида вернул в явь аппетитный запах жарящегося мяса, приправленного неведомыми травами. Поворочавшись, он снова задремал, но закашлялся от прилива слюны – истощенный организм требовал своего.