О том, что Мартин тоже может быть не один, пришло в голову с изрядным запозданием, да и то – перед лицом неоспоримого факта, когда дверь Ирме открыла изящная блондиночка с очень короткой стрижкой.

– О, Ир’ен, – с легким, смягчающим согласные акцентом воскликнуло сие внезапное явление, заставив в голове оторопевшей девушки что-то со щелчком встать на свое место.

– Э-э… добрый вечер, Мишель, – слегка смутившись, пробормотала Ирма. – не знала, что ты снова в Хиттерфилде.

– Решь’ила потратить отпуск с много-большь’е пользы для дела. А ты, Ир’ен, мало-мало позднее время, чтобы ходить в гости, – с ноткой недовольства пожурила француженка. Отчего-то смутившись еще сильнее, вопреки своей привычке, немногословно, Ирма поведала о сути проблемы и предполагаемых целях своего визита. Выглянувший в коридор Мартин ожидаемо продемонстрировал радость лицезрения ее изможденной диетами особы, так что Мишель, хоть и одарившая в связи с этим незваную гостью еще более недовольным взглядом, не решилась взывать к ее совести.

– И чь’ясто Ир’ен таким образом негде оказывается остановиться? – немного сухо осведомилась она. Мартин со своей обычной рассеянной улыбкой поправил вечно сползающие с длинноватого носа очки:

– Мишенька, я же тебе много раз говорил – мы с Ирмой просто друзья!

«В школе ты считал иначе!» – с неожиданной горечью подумала Ирма. Мартин никогда не был ей особенно нужен – как парня с тех же школьных лет его воспринимать было сложновато – однако в привычку вошло считать его «своим». Что-то подкупающе-лестное было в его почти собачьей преданности… Март, сделай это, Март, сделай то, собери информацию, напиши реферат, помоги, принеси, отвези, подай… не хотелось, совершенно не хотелось этого лишаться – слишком удобно и слишком тешит самолюбие. До тех пор, пока вечно покорный «влюбленный болванчик» не открещивается твоими же собственными словами «мы просто друзья» от явно недовольной таким положением вещей красавицы.

– Хорошо, что ты заглянула, – в отличие от Мишель, такие жизненные мелочи, как время суток, Мартина мало беспокоили. – я как раз хотел с кем-нибудь посоветоваться, а ты всегда была самым близким для меня человеком…

Француженка что-то пробормотала себе под нос: не то, чтобы Ирма совсем уж не знала языка, тот же Мартин когда-то подтянул ее на вполне заслуженную «четверку» – но разобрать слов не получилось. Эмоциональный смысл, однако, был бы понятен и без перевода.

– В родном городе Мишель открывают новый научно-исследовательский центр. Именитых ученых туда, конечно, не заманишь, вот они и решили сосредоточиться на молодежи научных кругов, еще не успевших сделать себе имя – меня пригласили на физико-математическую кафедру.

– Но это же здорово! Побывать во Франции – когда еще такой случай представится! Корнелия как-то бывала в Париже…

– Турь’исты вечно считают, будто вся Франция состоит из исторь’ических достопрь’емечательностей и модных бутиков! – все еще пребывая в раздражении, вставила Мишель. Мартин невесело улыбнулся.

– Речь идет не о туристической поездке – договор придется заключить, самое меньшее, на пять-семь лет, а там уж как карта ляжет… не знаю. Я пока еще ничего не решил. Говорят, в Хиттерфилде тоже собираются открывать Институт Инновационных Технологий, от корпорации Симультек, хотя, конечно, это еще весьма долгосрочная задумка… мне совсем не хотелось бы уезжать отсюда!

– Чь’естно говор’я, я в этом сомневаюсь. Хь’иттерфилд – курортный городок, глухомань, ньикто не станет спонсь’ировать эту безумную идею! Давно говорила Марть’ину, что здесь не то место и не та публика, чтобы в полной м’ере оценить его таланты по достоинству, – Мишель послала оч-чень красноречивый взгляд в сторону припозднившейся гостьи. – чь’то же… пойдем, Ир’ен, сварим кофе.

Ирма здраво сомневалась, что Мишель вдруг понадобилась в сем славном занятии ее помощь, скорее, французская гостья собиралась сказать что-то подальше от ушей Мартина и Ирма, честно говоря, почти не сомневалась в том, что за разговор ее ждет.

– Надь’еюсь, Ир’ен, ты отдаешь себе отчет в том, что в действительности самым близким человеком для Марть’ина являюсь я, – без обиняков заметила Мишель, когда девушки оказались на кухне. – й’если ты действь’ительно его лучший друг и желаешь ему добра, ты же нье станешь отговаривать его от этой пой’ездки.

– У меня в мыслях не было, – честно возразила Ирма.

– Разумь’еется, Ир’ен, – колдующая над кофеваркой блондиночка с дозированным дружелюбием улыбнулась. – й’ я и не думала, что ты станешь повторь’ять злой-злой собака, лежащий на сене.

Совершенно не понявшая такого поворота беседы Ирма на всякий случай кивнула. Ей действительно и в голову не пришло бы отговаривать Мартина от «утечки за рубеж», но почему-то от слов француженки на душе стало совсем уж препаршиво…

Когда Ирма, как обычно, отвлекаясь на детали и нюансы, заканчивала рассказывать, такси уже свернуло на улицу, где располагался дом семейства Кук. Тарани слушала, не перебивая, только время от времени задумчиво барабанила пальцами по окну машины.

– Не совсем понимаю, какой совет тебе тут нужен, – честно призналась, наконец, мулатка. Ирма обреченно пожала плечами.

– Хоть просвети темноту, что за «злой-злой собака, лежащий на сене», – чересчур гротескно передразнив легкий акцент Мишель, усмехнулась она.

– Это поговорка. Вернее, даже, не поговорка, а небольшая басня. Собака лежала на сене и огрызалась на корову, когда та пыталась это сено есть, а корова и сказала что-то вроде «и сама не ест и другим не дает». Так говорят о человеке, не желающем уступать что-то, что ему самому при этом совершенно не нужно.

– Приятно для разнообразия, что с коровой на сей раз отождествили кого-то еще! – хмуро буркнула Ирма и замолчала.