После этого он работал грузчиком, экспедитором, сторожем и ещё Бог знает кем, но основная часть его жизни начиналась с того момента, когда он приходил домой. Все заработанные деньги он тратил на электронику: микросхемы, платы, радиодетали. Названий многих из них он не знал и поэтому покупал, ориентируясь на внешний вид: не прошло даром многочасовое разглядывание схем! А затем из этих деталей он собирал знакомые по памяти приборы, о назначении которых даже не догадывался. Что такое человеческий мозг, он представлял очень смутно, зато свято верил в одно: у всех этих приборов одно предназначение - сделать мозг гениальным. А стать гениальным Абрамову было просто необходимо: ведь тогда он сможет вернуться в институт, но уже в качестве учёного! Действие приборов он всегда проверял только на себе, но результатов никаких не было. Мысль о том, что что-то не так с приборами, ему и в голову не приходила: в конце концов, он решил, что настолько бездарен, что лично ему даже такие приборы не помогут.

Тогда он подумал о своих знакомых, в круг которых входили исключительно сторожа, грузчики и дворники: ведь не может быть, чтобы они были довольны своей судьбой! Но неожиданно для него все они предложения Абрамова поумнеть с помощью прибора с негодованием отвергали: по их мнению, согласиться на это - значит, признать себя дураком. И он понял, что из этого круга надо вырываться. Так он стал участвовать в конкурсах технического творчества. Но ни члены жюри, ни даже дети никогда не соглашались подвергнуться воздействию его приборов. (Мысль о том, что такое воздействие может быть опасным, никогда в голову ему не приходила: ведь не мог же профессор, которого он боготворил, заниматься чем-то плохим!) В общем, Вадим оказался первым, кто согласился надеть на голову шлем.

– А почему всё-таки ты назвал свой прибор рестификатором?
– спросил Вадим просто, чтобы о чём-то спросить.

– Слово мне очень нравится, - сказал Абрамов, - какое-то ... такое ... решительное! Рестификатор! Я соврал, что сам его придумал, я его где-то слышал. А вы его разве не знаете?

– Нет, - сказал Вадим, но тут его осенило: - может быть - мистификатор?

– Во-во!
– обрадовался Абрамов.
– Точно, мистификатор! А что это такое?

Но Вадим только махнул рукой.

– Абрамов, дорогой, - уныло сказал он, - да пойми ты, наконец, что произошло! Я ведь сейчас страшный человек! Монстр! Представь себе, что я сейчас сижу и изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не пожелать тебе с разбегу головой об стенку стукнуться! Ведь стукнешься, как миленький!

– Вадим Сергеевич, успокойтесь, пожалуйста, - испуганно проговорил Абрамов, и немного помолчав, спросил: - А вы разве сами в этом ничего не понимаете? Ведь вы в жюри были, значит, разбираетесь ...

– Да какое там! Я в этом отношении от тебя недалеко ушёл. В школе я работаю, труды преподаю, вот и назначили в комиссию.

– Но вы же так здорово считаете! Как вы эти числа перемножили!

– А толку что? В цирке, разве что, выступать? Практической пользы от этого никакой - калькулятор взял и считай!

Они надолго замолчали. И тут Абрамову пришла в голову мысль.

– Вадим Сергеевич, - сказал он с просветлённым взором, - а что, если сделать так: вы снова наденете шлем, а я в рести ... в своём приборе поменяю плюс на минус? В тот раз он вам это добавил, значит, сейчас - уберёт!

– Сложно всё это, - опасливо сказал Вадим, - ведь это надо, чтобы воздействию подверглись те же самые клетки. А это представляешь, какая точность! Микроны, а то, поди, ещё меньше!
– но тут же махнул рукой и сказал: - Давай, всё равно больше делать нечего!

Они вместе подтащили рестификатор к электрической розетке, Абрамов надел ему на голову шлем, Вадим взялся, было, подсоединять присоски, но Абрамов сказал:

– Не надо, я это просто так, для солидности сделал, они даже ни к чему не подсоединены!

После этого он поменял местами провода и с молчаливого согласия Вадима включил свой прибор. Снова медленно поползла стрелка к одиозной надписи "Всё", и Вадим почувствовал знакомое покалывание. Абрамов на сей раз ничего не сказал, а просто выключил прибор и хотел снять с Вадима шлем, но тот, осенённый новой мыслью, его остановил:

– Подожди, сначала кое-что проверю!

Некоторое время он посидел с закрытыми глазами, было видно, что он занят какой-то умственной деятельностью.

– Так и есть, - сказал он, наконец, - не на те клетки попали! Считать не умею, даже таблицу умножения не помню! Ну, а от этого-то хоть избавился?

Он посмотрел на стоящий на столе стакан, в который до половины была налита прозрачная жидкость, и стакан тут же прыгнул ему в руки.

– А от этого не избавился, - констатировал Вадим и, посмотрев на стакан, спросил: - Водка?

– Водка, - подтвердил Абрамов.
– Я тут перед вашим приходом ... с расстройства ...

– Ясно, - сказал Вадим, не закусывая, выпил и, показав на прибор, добавил: - меняй обратно провода, давай по новой!

После того, как всё было проделано, он перемножил 746 на 915, проверил результат на бумаге столбиком и убедился, что всё вернулось.

Но главная задача была не решена, и Вадим впал в прострацию, настолько глубокую, что даже не слушал Абрамова, который ему сначала что-то долго и убедительно говорил, потом спрашивал, потом, не получив ответа, принял молчание за согласие, поменял положение шлема на голове Вадима, включил прибор, потом выключил, снова что-то спрашивал, снова поменял, снова включил , и так несколько раз. Вадим пришёл в себя только от его громкого крика: