Рыба опять не клевала. Мы вглядывались в поплавки до рези в глазах, но они и не думали шевелиться, замерли, будто приклеенные к поверхности воды.

– Пойду-ка я в другое место. Здесь рыбу кто-то выловил всю до нас, ты со мной? – спросил я Сашку.

– А какой смысл? – ответил он вопросом на вопрос, – Если рыба вся закончилась здесь, значит, её нет и в другом месте, – он поднял палец кверху, – Дедукция!

– Не согласен, я сегодня рыбу всё равно найду. Не можем же мы уехать отсюда без настоящей ухи.

– Сварим из шашлыков, – как-то безразлично ответил Сашка.

– Из шашлыков я ухи не ел, но думаю, что она будет не очень вкусной.

Черви у меня находились в баночке в кармане. Я взял с собой только удочку. Под рыбу я умышленно ничего не взял, следуя примете, что, когда берёшь тару, обязательно клёва не будет. Я побрёл вдоль берега, следя за тем, чтобы леска случайно не зацепилась за какой-нибудь куст. Сашка остался смотреть на поплавок на старом месте.

Место я нашёл, но не стал кричать Сашке. «Не пошёл со мной, значит, пусть ловит на старом месте», – злорадно подумал я. Рыба клевала отменно. Я бросал ельчиков, хариусов и подъязков прямо на траву, а потом решил срезать кукан и направился от берега в ближайшие молодые кусты ивняка.

Он лежал ничком за кустом. Если за куст специально не заходить, его можно и не увидеть. Мужчина просто лежал, как лежат разморённые на солнце отдыхающие туристы. И, если бы не моё знание о ледяной весенней земле, на него можно не обращать внимание. Но я-то знал, что на земле сейчас можно лежать только в «отключке», или, уснув, но кто же будет засыпать на холодной земле? На всякий случай я его потрогал. Он оказался ледяной, как не оттаявшая земля и не первой свежести.

На вид ему около сорока лет. Одежда не прогулочная, но и не рыбацкая: потёртый коричневый пиджак, джинсы и полуботинки.

Как это всегда бывает, мне не дали спокойно собрать мысли в кучу и всё внимательно осмотреть. Из-за куста появилась девушка.

– Вам чего? – спросил я точно так же, как продавцы в магазине спрашивают покупателя, разглядывающего лежалую селёдку. Поскольку я не продавец, сработавшая профессиональная привычка сразу позволила мне просверлить её своими глазами насквозь. Она одета несколько необычно для туристки. Все девушки обычно одевают в лес какие-нибудь брюки или тёплое трико, а на незнакомка облачена в платье, чему я сильно удивился, и колготки. Сверху на плечи не надета, а просто накинута ярко-красная с чёрными полосками лёгкая куртка. Волосы её длинные и выпущены поверх куртки пучком, перетянутым резинкой. На шее виднелась лёгкая косынка. А больше меня поразили её глаза, огромные, как два озера, и какие-то глубокие, с голубизной.

Мне приходилось видеть людей с совсем пустыми глазами, которые не только не привлекали к себе, а наоборот, даже отталкивали.

– Я… думала… Вы с ним, то есть Ваш друг спит, а Вы…, то есть, – она явно запуталась.

– Что Вы здесь делаете?

– Я гуляю, – ответила она без запинки.

– И откуда же Вы гуляете?

– Оттуда, – махнула она рукой в сторону веселящейся компании, – Я люблю ходить по лесу.

– Он не спит, – сказал я, – Судя по всему, он немного мёртвый.

Девушка побледнела. Она смотрела на меня расширенными глазами.

– Это не я, – как-то неестественно пришлось оправдываться, – Я сам только что пришёл.

Вместо того, чтобы спросить, не она ли грохнула этого симпатичного мужчину, я перед ней оправдывался сам.

– Откуда же Вы тогда знаете, что он мёртвый?

– Я его потрогал. Если хотите, можете его потрогать – он совсем холодный. Да не бойтесь Вы меня, я милиционер! Пока стойте в сторонке, Вы – свидетель.

– Я ничего не видела и потом… я боюсь мёртвых трупов. Я пойду… Мой папа тоже милиционер.

– Нет, пока стойте и ничего здесь не топчите ногами. А кто Ваш папа?

Я, не обращая на неё больше внимания, обшаривал методично у покойника карманы, но документов, которые хотел бы обнаружить, у него не оказалось.

– Зачем Вы шарите по карманам? – этот вопрос относился ко мне, на который отвечать не имело никакого смысла, но я ответил:

– Я ищу лекарства. Больные его всегда носят в карманах.

Она шутки не поняла.

– Как же он…? лекарства…, – больше я не слушал, так как она начала закатывать глаза. Пришлось перескочить к ней и подхватить уже падающую фигуру на руки.

Я бил её по щекам, пока она не открыла глаза.

– Зачем Вы меня бьёте? Мне больно.

– Если хотите – это такое лечение от обморока. Два трупа – для меня слишком много. Пока отсюда уходим, мне надо позвонить. А Вас я сейчас запишу, чтобы не потерялись. Вы так и не ответили на мой вопрос: кто Ваш папа?

Лескова Зоя Фёдоровна работала парикмахершей, двадцати трёх лет от роду, не судима и не замужем. Последнее я спросил просто так, на всякий случай. Оказалось, что её папа работал у нас в дорожно-постовой службе.