Шрифт:
– Могу предложить тебе десерт – мороженое с фруктами. У нас еще есть чизкейк, ты можешь заказать любую начинку, и для постоянных клиентов скидка, заказывай, что пожелаешь, – настороженно проговаривает парень, протянув мне бланк с меню.
– Да, хорошо, можно, пожалуйста, мороженое, банановое с орешками? – беглым взглядом пробегаясь по меню, я его возвращаю парню. И как только официант принимает заказ, я перевожу взгляд на парней, недоверчиво оглядев каждого из троицы, чей взгляд был остро наблюдающим за мной и парнем в униформе.
– Что не так? – тихо спрашиваю я, но довольно быстро Зейн, Луи и сосед перевели многозначительный взгляд на официанта, отчего ток пустился по жилам. Они задумали точно что-то неладное и касалось это официанта, что повернулся к нам спиной, медленно отступая. Но ему не удалось исчезнуть прежде, чем парни начали свое коварство.
– Разве ты имеешь право обращаться к своей клиентке на «ты», Джейми? Где приличие? Где манера? В каком из туалетных баков затерялась твоя жалкая церемонность? – черство фыркает Зейн, на что я округляю глаза, как и сам официант, повернувшийся с округленными глазами. Мы с ним переглядываемся, и бешенное неудобство повисает меж нами. Что делает Зейн? Какого черта себе вообще позволяет?!
– На самом деле, все в порядке. Я уверена, что парень учится, в этом нет ничего страшного. Проявит свой формализм в следующий раз, когда принесет заказ, верно? – уверяю я Зейна, как и всех парней, решив подать руку официанту, что так не вовремя растерялся и попал в агентирование не того стола, не к тем отдыхающим ребятам.
– Конечно, мисс, – в благодарности кивает он мне, малость, улыбнувшись в ответ.
– Что стоишь? Ты должен уже умолять девушку на коленях, свою благородную спасительницу имени и чести жалкого официантишки, – голос настолько хамский, что даже я чувствую неудобство и робость. Совсем не знаю, каковы чувства парня, но я бледнею от слов Зейна, осуждающе подняв на него глаза. Официант и вовсе встрепенулся. – Или мне позвать администратора? Уверен, он не отблагодарит тебя любезностями, Джейми, не так ли?
– Прошу свои извинения, мисс, за свою неосмотрительность, – сглатывая, проговаривает официант, нервно сжимая в руках ручку и блокнот. Протест черноволосого парня отбил меня от сего мира, заставив ошеломленно сидеть на стуле, почти не двигаясь. Поэтому я на несколько мгновений онемев, внимательно смотрю на несчастного парня, который стал бледный, уже как лист бумаги.
– Смотри-ка, она даже не желает принимать от тебя извинения, Джейми. Скажи это с чувством парень, покажи, как ты умеешь хорошо извиняться. Ну же, Джейми, ты же помнишь, как прошло твое прошлое дежурство? – ужасаюсь тому, как веселится Зейн, действительно получая бешеное удовольствие от сложившейся ситуации. Его взгляд опускается и указывают на пол, тонко намекая парню как именно стоит просить прощение, унижая его на глазах у всех посетителей, которые косо поглядывали на наш столик. Зейн его знал, и сам парень уже дрожал, признавая свою слабость. Мне не нравилась эта манипуляция, это было чертовски неправильно и порядком, все выходило из-под контроля!
– Зейн, прекрати это варварское фиглярство! – подрываюсь я с места, злостно скрипя зубами на его неуместные выходки, что имели ужасный моральный характер. Нельзя так делать, это бесчеловечно! Ладонь соседа с силой обхватывает мое запястье, потянув в низ, заставляя вновь сесть. Веркоохен уверенно смотрит на меня, крепко сжимая запястье за руку, приказывая свирепым взглядом немо молчать, сидеть смирно, терпеть и ожидать окончание их собственного театра с живыми актерами.
Перемещаю взгляд на официанта, который резво подходит ко мне, опускаясь перед моим стулом на одно колено. Все внутри меня сжалось до такого предела, что я почти теряю способность дышать, а руки начинают дрожать, сжимаясь в кулак. Губы приоткрываются от шока, когда я слышу сдержанное «Простите мисс, больше такого не повторится» и его поистине виноватые глаза, которые грустно искрятся, и я вижу, как ему тяжело даются слова, как и то, чтобы не убежать в ужасе от нашего столика. Нет, ему не за что просить прощения! Это все выходки Зейна, что так мерзко поступил, и без единого милосердия наблюдал за мной и официантом. Он не чувствовал себя покаянным или смущенным. Это он должен был вымаливать прощение у мальчика, упав ниц!
Только я хочу открыть рот и сказать, что все действительно в порядке, как Зейн вновь сбивает нас двоих с толку:
– Прекрасный джентльмен, оказывается. Теперь берем ручку и нежно целуем. Заставь нашу юную красавицу почувствовать себя принцессой, – улыбка парня светиться победой и наслаждением, на что я пытаюсь сдерживаться, лишь бы не закричать в истерике и не полезть через весь стол, чтобы придушить его за такую злостную выходку! Нильс крепко сжимает мое запястье, когда видит, что я ненавистным взглядом прожигаю Зейна, и понимает, что я намереваюсь встать. Теперь, ощущая его руку в жгучем давлении, я мало ли сдерживаю болезненный вой, чувствуя во всем теле жар и проявляя годную враждебность к Зейну.
Официант повиновавшись, берет мою правую руку, расправляя кулак, и губами касается холодной и дрожащей ладони. Мои губы выпускают прерывистое дыхание в поражении. В груди ужасно щемит, а тело в напряжено до придела, пропуская внутри по жилам болезненные и неприятные разряды тока. Я все еще не могу поверить, что Зейн мог так поступить со мной и официантом. Он подчинился беспрекословно и выполнил свою задачу, все еще виновато заглядывая мне в глаза.
– Хорошо, все хорошо, – киваю я, нервно, из-под бровей наблюдая за Зейном, – Принесите заказ, пожалуйста, – опускаю глаза на парня, давая быструю возможность тут же унести свои ноги немедля. Мальчишка так и поступает.
Как только парень удаляется, все трое погружаются в дикий смех, пока я сижу в ступоре, оглядывая каждого из них. Мне становится страшно, когда они смотрят на меня и перестают хохотать, очевидно встретившись с моей ошеломлением и ужасом в глазах. Это не смешно, а ни капельки! Это отвратительно и низко, чудовищно!
Вырываю свою руку из хватки Веркоохена, рассержено осмотрев троих с не уравновешенным бешенством, утратив весь свой контроль и самообладание. Жар наполняет тело, а щеки наливаются кровью от злости и от растерянности.