На Почтовой улице располагалась немецкая шуцполиция. Ее личный состав размещался в общежитии по Дойчештрассе, 92. Помимо ведения чисто уголовных дел и поддержания «порядка» в городе, состав шуцполиции принимал непосредственное участие в массовых репрессиях против антифашистов, а также еврейского населения — особенно в 1942 году.

Была в Ровно и фельджандармерия, и некоторые другие карательные учреждения, не столь значительные по масштабам деятельности, но достаточно важные по характеру отправляемых ими функций.

Всю получаемую информацию о деятельности этих организаций Медведев после проверки отправлял в Москву как особо важную. Эти данные оказали большую помощь Центру в обезвреживании вражеской агентуры, успешной борьбе с фашистской разведкой в других местах, иногда отделенных от Ровно тысячами километров. Случалось, естественно, и обратное — иногда Медведев получал из Центра информацию, поступившую в Москву из иных источников, но представляющую огромную ценность именно для «Победителей».

Все это вместе взятое обеспечило высокую точность и надежность работы созданной Дмитрием Николаевичем разведывательной сети в Ровно, сохранило жизнь многим советским разведчикам, уберегло их от столь обычных в разведке провалов в серьезных неудач.

На Украине, как и на других оккупированных ими территориях, гитлеровцы создали видимость «самоуправления». Были образованы городские, областные управы, во главе которых оккупанты поставили своих прислужников: бургомистров, городских голов, в селах — старост. В Ровно тоже был посажен некий Самьюк. Никакой самостоятельностью эти учреждения не обладали, были лишь исполнителями приказов немецких властей. Однако по отношению к местным жителям они обладали достаточно большими правами, неприятностей способны были доставить много. В одной из инструкций оккупантов прямо говорилось:. «Необходимо иметь в виду, что служащие городской управы не являются служащими населения, а только немецкого командования. Какое-либо самостоятельное действие запрещается».

Еще в бытность командиром отряда «Митя» Медведев пришел к убеждению о целесообразности использования этих органов, точнее работающих в них лиц, в интересах советской разведки, партизан и местного населения. В самом деле, не так уж много находилось откровенных предателей, махровых врагов Советской власти, готовых служить оккупантам не за страх, а за совесть. Иные шли на службу в те же управы на технические должности переводчиков, делопроизводителей, курьеров из-за малодушия, небходимости прокормить хоть таким незавидным образом семью, а то и по прямому принуждению. У этих людей при соответствующей работе с ними могли пробудиться патриотические чувства, стремление загладить вину перед народом. И такие люди находились. Медведев ориентировал разведчиков, разумеется, соблюдая все меры предосторожности, подбирать себе надежных помощников среди персонала оккупационных учреждений. Результаты всегда оправдывали и усилия, и определенный риск. Конечно, все эти люди проходили серьезную проверку, равно как и поступающая от них информация.

Опытнейший чекист, Медведев прекрасно понимал, что оккупанты не доверяют до конца даже самым закоренелым предателям и что гитлеровская служба безопасности держит «под колпаком» каждого своего прислужника. Поэтому он требовал от разведчиков при контактах с этими людьми соблюдать строжайшую дисциплину, дабы избежать возможных тяжких последствий. Без ведома командования никто из разведчиков на свой страх и риск не должен был заводить опасных знакомств со служащими оккупационных властей, а при поддержании таковых — сохранять предельную бдительность и скрупулезно придерживаться инструкций, полученных от Медведева.

В результате разведчикам и связанным с ними отдельным подпольщикам порой удавалось добиться хороших результатов. Так, весной 1943 года руководитель здолбуновской группы Красноголовец познакомился с секретарем местной управы Павлом Ниверчуком. Поначалу Ниверчук не произвел на Красноголовца хорошего впечатления, это был хмурый, всегда насупленный, неразговорчивый человек. Но однажды, проникнувшись к Дмитрию Михайловичу доверием, он признался, что ненавидит оккупантов и служит в управе только из-за страха за семью. Красноголовец усомнился в искренности Ниверчука. Тот, почувствовав, что ему не верят, дал понять Красноголовцу, что он, к примеру, знает, но скрывает от всех в управе, что тот до войны служил в милиции.

Красноголовец сообщил об этом разговоре в отряд. Медведев принял меры, чтобы навести справки о секретаре управы, а Красноголовцу передал, чтобы тот на время прекратил встречаться не только с Ниверчуком, но и с участниками своей группы, а также убрал из дома все, что в случае ареста могло бы стать уликами против него. Проверка показала, что ничего плохого о Ниверчуке не известно, нашлись люди, которым Павел Васильевич, рискуя своим положением, оказал существенные услуги. Только тогда Красноголовцу было поручено пойти на откровенный разговор с Ниверчуком. Секретарь городской управы оказался полезным для разведчиков человеком. Он мог снабжать их подлинными документами — различного рода удостоверениями личности, справками, пропусками и т. п. Кроме того, он своевременно предупреждал разведчиков о некоторых известных ему мероприятиях оккупантов, в том числе о предстоящих облавах, обысках и т. п.

С ведома командования Ниверчук вовлек в подпольную деятельность своего шурина, чеха по национальности, Секача, который работал секретарем местного гебитскомиссара и тоже ненавидел гитлеровцев. Секач также снабжал разведчиков информацией о планах оккупантов, доставал документы, в том числе чистые бланки гебитскомиссариата. В Ровно, в ортскомендатуре, у разведчиков тоже был надежный помощник — старший переводчик Александр Хасан (Фукс), обеспечивавший их информацией, документами и оружием. В частности, Хасан добывал бланки командировочных удостоверений, путевые листы для использования автомобилей и т. п.