С тех пор как Глеб Захаров покинул стены alma mater, прошло... сколько же? десять... нет, девять лет. За эти годы она видела его всего пару раз, а вот слышала о нем гораздо чаще. В частности, о том, что после окончания Академии он и его друг Витя Линденбаум организовали собственную архитектурную мастерскую, которая много чем занималась, в том числе, кстати, и проектированием загородных домов.

Мимо одного такого дома Таня ездила на дачу вот уже лет семь. Этот несуразный особняк из красного кирпича, хищно ощетинившийся множеством башен и башенок, больше всего напоминал мультяшный замок с привидениями. Только в мультике художник ограничен лишь полетом своей фантазии, а в жизни приходится считаться еще и с законами природы. С земным притяжением, к примеру. Чувство меры тоже не помешало бы, не говоря о художественном вкусе. Впрочем, чего уж, пусть не художественный, был бы хоть какой-нибудь. Частный дом, разумеется, всегда в той или иной мере отражает личность своего хозяина, но ведь построить его тоже кто-то должен!

До самого последнего времени Таня даже не догадывалась, кто был этим Франкенштейном от архитектуры. Проезжая мимо, она каждый раз задавалась одним и тем же вопросом: откуда берутся такие вот горе-архитекторы? Оказалось, далеко ходить не надо. Захаров и Линденбаум получили образование в том же самом учебном заведении и, по сути дела, у тех же самых преподавателей, что и она.

Таня была совершенно убеждена в том, что компаньоны не склонны афишировать свою причастность к пресловутому особнячку. Зачем портить репутацию модной и преуспевающей архитектурной мастерской? Набирающей обороты, как теперь принято говорить. Хотя, быть может, через много-много лет, став уважаемыми мэтрами, убеленный сединами Линденбаум и давно облысевший Захаров... Нет, как ни хотелось Тане представить Захарова с лысиной, этот образ почему-то никак не складывался. Что ж, можно и наоборот. Через много-много лет убеленный сединами Захаров и давно облысевший Линденбаум напишут мемуары, где поделятся теплыми воспоминаниями о бесправной архитектурной молодости. Возможно, вспомнят они там и об особнячке Франкенштейна. Кстати, теперь частокол башенок почти не виден с дороги, совсем недавно кто-то построил большую элегантную виллу, которая практически полностью его заслонила.

Допив последний глоток остывшего кофе, Таня поняла, что пора все-таки приниматься за статью. Захаров и Линденбаум со своими мемуарами могут немного повременить, а вот ей дольше тянуть просто невозможно. Потому что сейчас время еще только позднее, но всего через несколько часов оно станет уже ранним.

3

Ее разбудило какое-то пронзительное кваканье. Сообразить, что это надрывается чья-то автомобильная сигнализация, удалось не сразу. Впрочем, никогда прежде Тане не доводилось слышать ничего подобного. Вместо обычного воя, стона, звона или на худой конец сирены, косящей под милицейскую, всю округу заполнил звук, более всего похожий на истошное кваканье.

Резко вскинув голову, она почувствовала боль в одеревеневшей шее. Ну да, все правильно, клавиатура не лучшая альтернатива подушки. Часы показывали 0.09, значит, спала она всего минут сорок. Пожалуй, ей повезло: если бы вырубилась до утра, вообще не смогла бы поднять голову. И уж точно не выполнила бы долг перед "Архитектурными излишествами". Тане стало смешно: несколько тысяч жителей близлежащих домов посылают сейчас проклятия на голову владельца квакающего автомобиля, и лишь она одна испытывает к нему, вернее, к его эксклюзивной сигнализации, нечто вроде благодарности.

Таня подвигала мышью, и дремавший вместе с ней монитор начал нехотя пробуждаться. Большую часть постепенно светлеющего экрана заполнили многократно повторяющиеся буковки "м". Слава Богу, во сне она не задела какую-нибудь жизненно важную клавишу, и это не привело к непоправимым последствиям. К сожалению, общаться с компьютером на равных у Тани никак не получалось.

Удаление нескольких "мычащих" строчек сократило текст на экране примерно втрое. Ладно, у нее еще вся ночь впереди. Вот только шея болит немилосердно, да еще продолжает действовать на нервы садистская сигнализация, которая и святого способна довести до белого каления. Ну а Таня на святость не претендовала.

Минут через пять она почувствовала полную солидарность с тысячами жителей близлежащих домов. Все попытки сосредоточиться на работе оказались тщетны, под такой аккомпанемент ее затуманенный сном и усталостью мозг наотрез отказывался выдать хоть одну творческую мысль. Даже эпитеты в адрес владельца квакающего автомобиля получились вполне цензурными и совсем невыразительными. Из всех идей, посетивших за это время Таню, самой стоящей была идея принять душ и выпить крепкого кофе.

Гнусного кваканья не смогли заглушить ни закрытая дверь ванной, ни шум льющейся воды, и тогда с Таниного языка сорвалось несколько выражений, которые она очень редко произносила вслух. Тем не менее душ оказался все-таки отличной идеей, а кофе еще лучшей. Но самым восхитительным было то, что в мире наконец воцарилась тишина. Или то, что называется тишиной в большом городе.

С удовольствием прихлебывая горький ароматный напиток, Таня подошла к окну. Несмотря на то что был самый темный час ночи, далеко внизу угадывалась ее "девятка", а рядом с ней по-прежнему четко выделялась красная захаровская "тойота". Значит, все-таки она была права, и дьявол-искуситель как раз его роль.

Часа полтора спустя Таня с раздражением просматривала на экране практически законченную статью, которая была весьма похожа на свой первый вариант и нравилась ей ничуть не больше. Истошное кваканье вновь раскололо зыбкую тишину белой ночи в тот момент, когда Танины пальцы распростерлись над клавиатурой, лишь слегка касаясь ее. От неожиданности она всей пятерней впилась в клавиши, а на экране замелькала бессмысленная дорожка из букв: изгшэшшшшш...

Употребив слова, которые она вообще никогда не произносила вслух, Таня порывисто вскочила и ринулась в лоджию. Ощущение было таким, будто она нырнула в пульсирующий звук, заполнивший все пространство до самого неба. Зато картина на земле была той же, что и полтора часа назад, только гораздо лучше освещенной. Среди беспорядочно понаставленных машин глаз привычно выхватил бежевую "девятку". Рядом краснела захаровская "тойота", и, кажется... именно она являлась эпицентром истошного кваканья.