Подлинность этого эпизода проверить невозможно. Эльза Шмидт-Фальк, например, ничего не знала о знакомстве Гитлера и Ланца. Гитлер никогда не говорил с ней об этом, только однажды упомянул «Ланца и его шайку гомосексуалистов» [869] . Последовательница Листа называла Ланца «ужасным человеком», «псевдодворянином» и «сбросившим рясу монахом» [870] .

Теперь уже не столь важно, встречались Ланц и Гитлер в Вене, или нет. Но Гитлер, конечно, знал серию «Остара» и публикации Ланца в пангерманских газетах. Даже за три года до смерти Ланц старался изо всех сил, чтобы — невзирая на все беды, которые национал-социализм принёс человечеству — его считали «человеком, подарившем Гитлеру идеи» [871] . Впрочем, он полагал, что повлиял и на Ленина.

Из всех пангерманских авторов Ланц производит наиболее яркое впечатление, но переклички между его тезисами и «мировоззрением» Гитлера не так очевидны, как в случае с теориями Листа. Рассуждения о расовом отборе, чистоте крови, благородных арийцах и неполноценных смешанных расах на рубеже веков были настолько распространены, что вряд ли можно установить, из какого именно источника их почерпнул Гитлер. Наибольшее сходство с Ланцем наблюдается в стилистике. Вот цитата из «Моей борьбы»: Черноволосый еврейский юноша с выражением сатанинской радости на лице часами поджидает ни о чём не подозревающую девушку, которую он испортит своей кровью и похитит таким образом у её народа. Он всеми средствами пытается отравить расовые основы народа, который стремится поработить [872] .

О Ланце напоминает и то, что Гитлер-политик часто упоминал евреев и «негров» рядом, через запятую, как растлителей «немецкой женщины» и «немецкой расы». Например, в связи со вступлением французских войск в Рейнскую провинцию в 1921 году он пишет о «Немецкой женщине и еврее»: Евреи хотят осквернить и полностью загрязнить нашу расу. Поэтому в Рейнской области они бросают немецких женщин неграм [873] .

Гитлер не спешил принимать наиболее экстремистские идеи Ланца, прежде всего его женоненавистничество, ещё и по тактическим соображениям. Для рейхсканцлера националистические сектанты могли стать обузой, и он отрёкся от них. В «Моей борьбе» он на удивление агрессивно высказался по поводу грызущихся между собой националистических предтеч, этих бородатых Агасферов: ведь это они же — те же самые люди, что, надев шапку из медвежьего меха с бычьими рогами, размахивают жестяными мечами, сделав их со всей тщательностью по древнегерманским образцам, — они же бегут наутёк от резиновых дубинок коммунистов. Никто не принимал их всерьёз: Им не мешали болтать их ерунду и смеялись над ними… Они не только трусы, но и бездарности и бездельники [874] .

В марте 1936 года Ланца нелестно упомянули в официальной статье «Об искажении расовой мысли тайными учениями» [875] . Однако документов, подтверждающих запрет на публикацию сочинений Ланца в период Третьего рейха, не обнаружено.

По свидетельству очевидца, знавшего Гитлера в 1930-е годы, фюрер не питал симпатии к «националистическим сектантам». Он, например, предпочитал готическому шрифту латиницу. А однажды, когда ему принесли вместо «либретто Шиканедера, предположительно порождённого еврейским духом», новый «арийский» текст для «Волшебной флейты», Гитлер отклонил его, заметив, что «не собирается становиться посмешищем». В узком кругу рейхсканцлер также не раз подшучивал над «пристрастием Гиммлера к германским народным обычаям, народной медицине и прочим премудростям» [876] .

Гитлер рассказывал Отто Вагенеру — в 1929–1933 годах высокопоставленному партийному функционеру из ближайшего окружения фюрера, — что в Вене он увлекался, в частности, работами венского инженера Ганса Гольдцира: Судя по имени, он, скорее всего, еврей, вероятно, поэтому и писал сначала под псевдонимом Т. Ньюерт. Его идеи произвели на меня сильное впечатление, но потом я больше ничего о нём и его теориях не слышал. Знаю только, что он работал инженером на строительстве Симплонского тоннеля [877] . Гольдцир писал под псевдонимом «Ньюэст» («Новейший»), искажение имени («Ньюерт») в приведённой цитате, скорее всего, просто описка.

Начиная с 1905 года Гольдцир опубликовал в Вене множество брошюр на тему устройства мироздания. Он излагал теории, объяснявшие строение мира, и нападал на своего злейшего врага — науку. «Господи ты боже мой! Чего только наука не подсчитала, не взвесила и не доказала! И тем не менее вся эта старательно состряпанная чушь разваливается, стоит только разумному человеку взглянуть на неё под правильным углом зрения, стоит только какому-нибудь новому открытию пролить свет на истинное положение вещей» [878] . «Эта книга дойдёт до читателя, невзирая на все старания враждебных сил скрыть от человечества новые идеи, если только их не произвели рабы на официальной фабрике мысли» [879] .

Гольдцир атаковал ньютоновский закон всемирного тяготения (работа «Учение о гравитации — ошибка!»), решал астрономические проблемы («От лжи о кометах к правде последних вещей»), оспаривал представления о строении Земли («Против безумных идей о горячей внутренности Земли») и — рассуждая о Млечном пути, всемирном потопе, ледниковых периодах, доисторических временах и будущем — выводил общие законы возникновения, существования и гибели вселенной. Он рассуждал о местоположении рая, размещая его, как и Гвидо фон Лист, на Северном полюсе. Луна, по его мнению, состояла из железа, а лунные кратеры — это пузырьки на поверхности железа, вроде пузырьков воздуха в дрожжевом тесте.

Он полагал, что электричество — первичная сила и двигатель всей жизни. Электричество управляет людьми, которые являются «по сути марионетками… дёргающимися на невидимым нитях, как электрические скаты…. которые под влиянием электрических потоков преследуют свою добычу или отказываются от погони» [880] . От электричества зависит также и счастье каждого отдельного человека.

Гольдцир придумал специальные правила обращения с этой наиважнейшей силой. Например, он советовал родителям «не слишком бурно целовать своих детей, потому что таким образом они лишают тех жизненной силы» [881] . А вот для сравнения высказывание Гитлера в разговоре с Вагенером: Ребёнок кричит и отбивается, когда бабушка всё снова и снова пытается прижать его к себе: он не хочет отдавать свои силы умирающей. А бабушка берёт ребёнка на руки потому, что хочет забрать себе его излишки энергии — сама она этого, конечно, не понимает [882] .