Прохазка: «Открывайте собственные школы!»

Штраухер: «Ах, вот как? Тогда за что мы платим налоги и выполняем прочие обязательства, как и все граждане государства?»

И снова раздаётся крик: «Жид!». Штраухер: «Вы, тот, кто крикнул «жид», я горжусь, что я иудей, как и Вы гордитесь тем, что христианин. Потому что в основе иудаизма и христианства — одни и те же истины».

Реплика польского священника Лео Пастора: «Нет, нет, это не так!». Ещё один выкрик: «Мы платим налоги, а жиды их пожирают. Стройте свои жидовский школы!»

Законопроект, предложенный Христианско-социальной партией, не прошёл. Но всё-таки 162 депутата проголосовали «за»: христианские социалисты, немецкие националисты, немецкие радикалы, пангерманцы и прочие мелкие группировки.

Сионистский еженедельник «Нойе Националь-Цайтунг» отреагировал на эти дебаты острой передовицей «Прочь от немцев!» Её написал издатель Саул Рафаэль Ландау родом из Кракова: «Такова благодарность за то, что евреи сражаются в славянских землях за немецкий народ, что лидеры евреев, например, господин д-р Офнер [член Немецкой народной партии — прим. автора], «не позволит лишить его немец-кости». Благодарность за то, что мы связываем свою судьбу с немецкой культурой и признаёмся ей в верности. А эта немецкая культура образует духовную базу для тех, кто хочет лишить евреев возможности получать образование и таким образом прикоснуться к духовным достижениям нашей эпохи. Это печальная культура». Отсюда вывод: «Для большей части нашего народа самое время отказаться от немецкой нации и её культуры» [1293] .

Перед лицом антисемитизма, который всё более отчётливо становился расовым, стали опасаться за своё положение и оседлые, ассимилированные венские евреи. Они приложили немало усилий, чтобы их еврейское происхождение не бросалось в глаза, чтобы уподобиться окружению и раствориться в нём. Многие давно перешли в христианство и думали, что могут забыть о своих корнях. Но теперь, когда под знаком расового антисемитизма их поставили на одну ступень с одетыми в лохмотья единоверцами с востока, они почувствовали угрозу своему уютному существованию, завоёванному с таким трудом.

Восточноевропейские евреи бросались в глаза на улицах: они разговаривали на идиш и, придерживаясь ортодоксальной веры, носили пейсы — длинные пряди волос на висках, одевались в традиционный наряд — кафтан, цилиндр, сапоги. Из-за своего необычного вида они казались группой заговорщиков.

Еврейская община прилагала все усилия, чтобы как можно быстрее адаптировать приезжих «евреев в кафтанах» к новой среде. Им выдавали неброскую одежду. Их детей обучали в собственных школах немецкому языку. Община по возможности брала на себя их обеспечение, не обращаясь в попечительские организации. Богатые евреи жертвовали на «тёплые комнаты», бесплатное питание и больницы. Венские евреи особенно заботились о бродячих торговцах, вызывавших недовольство в городе Люэгера. Много говорилось о вреде «попрошайничества» и «уличной торговли», обсуждались стратегии ускорения ассимиляции [1294] . Но чем щедрее становились венские евреи, тем больше появлялось нуждающихся. А чем больше евреев прибывало с востока, тем сильнее становился страх перед растущим антисемитизмом.

Оказалось, многие бедняки с востока не ценили благодеяния своих богатых западных братьев. Они хотели сохранить старые обычаи и нравы, традиционную одежду и язык. Они были преисполнены гордости и чувства собственного достоинства и даже демонстрировали превосходство над западными евреями, потому что «истинными иудеями» считали себя. Они хранили верность своей древней религии и обрядам, соблюдали обычаи отцов, стали живым упрёком для охладевших к религии, ассимилированных или даже крещёных евреев на западе.

При всех стараниях понять друг друга, между восточноевропейскими и западноевропейскими евреями сохранялась отчуждённость. Писатель Вассерман вспоминал: «Когда я встречал польского или галицийского еврея, я разговаривал с ним, стараясь проникнуть в его внутренний мир, исследовать его мировоззрение и образ жизни. Порой я был растроган, или удивлён, или сочувствовал ему и грустил вместе с ним, но никакого братства, а тем более родства я не ощущал. Он был для меня совершенно чужим во всём, что он говорил, в каждом вздохе, а иногда — если не возникало личного человеческого притяжения — даже отталкивающим».

Вассерман (подобные высказывания можно найти не только у него, но и, например, у Элиаса Канетти) чувствовал, что между «еврейскими евреями» и «немецкими евреями» лежит пропасть. «Разве это не два разных вида, даже две расы или, по крайней мере, два разных образа жизни?» Он, немецкий еврей, находится «на передовом посту, хочет выразить себя и свой мир, навести мосты». Разве такой, как он, «не приносит больше пользы, чем тот, кто цепляется за предопределённый путь?» [1295] Он скорбел о том «щемящем сердце положении», известном ему не понаслышке, в котором находятся ассимилированные евреи: «Немецкий еврей — вслушайтесь внимательно в оба этих слова. Это сочетание возникло в результате длительного процесса. Из-за своей двойной любви и борьбы на два фронта немецкий еврей оказался на краю бездны отчаяния» [1296] .

А вот восточноевропейский еврей Йозеф Рот рассуждал об ассимилированных единоверцах критически: «Давайте признаем факт, на который обычно смотрят сквозь пальцы: антисемитских инстинктов не лишены и сами евреи. Не всякому приятно при виде какого-нибудь чужака, вчерашнего жителя Лодзи, вспомнить своего деда, рождённого в Познани или Катовице. Такова подлая, но объяснимая логика мелкого обывателя, который только решился было подняться по высокой и крутой лестнице на открытую всем сторонам света террасу, где восседает крупная буржуазия. Завидев кузена из Лодзи, трудно не потерять равновесие и не сорваться вниз». Западный еврей «зазнался. Он позабыл Бога своих отцов и поклонился идолам: патриотизму и вере в цивилизацию» [1297] . Однако расовый антисемитизм не делал различий между восточными и западными евреями, ортодоксальными и крещёными, несмотря на все их несходство. Макс Нордау писал: «Мы можем делать, что угодно, но для наших врагов еврейство всего мира — едино… Они оплели нас железной цепью солидарности, которую нам не разорвать». И далее: «Судить о нас всегда будут по тем евреям, которые стоят на самых низших ступенях социальной лестницы. Нам не стряхнуть одетого в кафтан собрата с фалд элегантного фрака!… Антисемит, который, путешествуя, спокойной безнаказанно оплёвывает нашего несчастного, отверженного, одетого в лохмотья восточного собрата, думает при этом о еврейском бароне, тайном советнике и профессоре, проживающих с ним по соседству» [1298] .