Замечания Гитлера по этому вопросу не отличаются от воспоминаний его соучеников. Шпееру он однажды сказал, что впервые обратил внимание на национальные противоречия, когда учился в школе, и почти все его линцские однокашники были против «переселения чехов в Немецкую Австрию». А вот «еврейскую опасность» он осознал только в Вене [81] . И вот ещё одно высказывание, сделанное в 1929 году в Мюнхене: Я провёл мою юность на границе, сражаясь за немецкий язык, культуру и убеждения, в борьбе, о которой большая часть немецкого народа в мирное время не имела ни малейшего понятия. Борьба велась в непосредственной близости от нас, когда мне было всего тринадцать, бои шли в каждом классе средней школы [82] .

При всём том настоящих межнациональных конфликтов в реальном училище Линца быть не могло: из 359 учеников в 1902–1903 учебном году 357 указали в качестве родного языка немецкий, и лишь двое — чешский [83] . В других линцских школах верхней ступени ситуация была аналогичной. Проживавшие в Линце чехи были исключительно железнодорожными рабочими, которые не могли себе позволить отправить детей в школы верхней ступени, или сезонными рабочими, чьи дети оставались в Богемии.

Гитлеру было четырнадцать в 1903 году, когда в Линце разгорелся языковой скандал. Епископ разрешил отслужить в одной из линцских церквей проповедь на чешском языке, и городской совет представил неотложное ходатайство, в котором единогласно потребовал от него «запретить церковную службу на чешском языке, которую превращают в прочешскую демонстрацию», и одновременно порекомендовал линцским коммерсантам впредь принимать на работу «только немецких подмастерьев и учеников» [84] . Защищаясь, епископ сослался на традицию: эрцгерцог Максимилиан д’Эсте Австрийский, генерал, великий магистр Тевтонского ордена, уже семьдесят лет назад разрешал служить проповеди на чешском языке для своих строительных рабочих. И в этом случае Габсбурги и церковь вновь оказались защитниками чехов и врагами немецких националистов.

В марте 1904 года прогермански настроенные школьники и студенты сорвали концерт чешского скрипача Яна Кубелика. Вслед за тем последовали гонения на чешские общественные организации. Так, например, командование размещённого в Линце Второго инженерного батальона подало в окружную администрацию жалобу на маленькое чешское объединение в Урфаре, обвинив его в антимилитаристской пропаганде. Во время обыска доказательства были не найдены, и министерство внутренних дел в Вене встало на защиту чешского союза [85] . Однако цель этой и подобных акций была достигнута: чехов запугали полицией, а население настроили против якобы «прочешской» политики венского правительства. Так разжигалась межнациональная рознь.

Вопрос о том, является ли человек «германцем» или «славянином», был очень важен для учеников линцского реального училища. Согласно утверждению Йозефа Кеплингера, молодого Гитлера очень занимали воображаемые расовые различия. Однажды он сказал Кеплингеру: «Ты не германец, у тебя тёмные глаза и тёмные волосы!», в другой раз он якобы встал у входа в класс и стал направлять учеников по чисто внешним признакам направо и налево, деля их на «арийцев и неарийцев» [86] . К какой группе темноволосый Гитлер отнёс себя, неизвестно.

3 января 1903 года в десять часов утра Алоис Гитлер, отец Адольфа Гитлера, шестидесяти пяти лет, умер в трактире от внезапно открывшегося лёгочного кровотечения [87] .

В некрологе, опубликованном линцской газетой «Тагеспост», его чествовали как «очень прогрессивного человека» и «доброго друга свободной школы». За этими словами скрывались антиклерикальные настроения покойного, его участие в работе общества «Свободная школа» и ссора с местным священником. В обществе (читай: в трактире) он «всегда был весёлым, радостным, как юноша», а ещё — «большим другом пения». И далее: «Даже если порой с его уст слетало резкое слово, под грубой оболочкой таилось доброе сердце» [88] . За этими аккуратными формулировками подразумевается гульба в трактире и грубость по отношению к домашним, что подтверждает и Йозеф Майрхофер, который впоследствии станет опекуном Гитлера: «За выпивкой он не терпел возражений, мог легко вспылить… Дома он держал всех в строгости, не церемонился, его жене было не до смеха» [89] .

13-летнему сыну смерть отца-тирана, наверное, принесла облегчение. Своей секретарше Гитлер позже часто рассказывал «о любви матери», к которой он и сам был очень привязан. ««Отца я не любил, — говорил он, — но очень боялся. Он был вспыльчивым, бил без разговоров. Моя бедная мама всегда за меня переживала»» [90] .

Однако оценки в школе и теперь не улучшились. В 1904 году из-за неизменно плохой успеваемости Гитлер вынужден уйти из реального училища. Однако мать не сдаётся и отправляет сына в училище в Штайре, промышленном городе с населением 17.600 человек, где мальчик живёт на съёмной квартире. Для вдовы чиновника это большая финансовая жертва. Она продаёт дом в Леондинге и переезжает в Линц, на второй этаж дома по адресу Гумбольдтштрассе 31.

Разлука с матерью даётся 15-летнему юноше тяжело. Геббельс пишет об этом: «Фюрер рассказывает о своём детстве… Как он тосковал и переживал, когда мать послала его в Штайр. Он чуть на заболел тогда… И как он до сих пор ненавидит Штайр» [91] .

Гитлер учился в Штайре, когда началась русско-японская война. Позже он рассказывал, что класс тогда разделился на два лагеря, «славяне» встали на сторону русских, остальные — на сторону японцев: Когда во время русско-японской войны приходили сообщения о поражении русских, чехи из моего класса плакали, а остальные ликовали [92] . Гитлер, как и немецкие националисты в Линце, подозревает даже школьников в панславистских убеждениях.